Хроники особого отдела

Услышал хитрый бог, как тёмные эльфы договорились с подземными карликами истребить род человеческий. Решил он рассказать об этом Одину и позвал его к водопаду. Там внезапно схватил он камень и швырнул в проплывающую мимо выдру. Оказалось, что это карлик Отр решил подслушать разговор. За убийство Отра - сына верховного князя гномов - потребовал разгневанный его отец волшебный посох Одина и крылатые туфли Локи. Отдали боги свои вещи, и не случилась война.

Ещё больше невзлюбили Локи в его родной семье. Тогда, чтобы вернуть посох и помириться с братом, отправился Локи к эльфам за мифрилом. Обманул кузнеца Адвари, привёз гномам мифриловый выкуп. Не менее хитрые эльфы вручили Локи перстень с уникальным свойством удваивать богатство. Правда, предварительно Адвари наложил на него проклятие, которое лишало владельца счастья. Хитроумный Локи подарил его гномам, но счастье свое успел потерять.

Так жил этот бог, творя зло, но жил весело и, несмотря на проклятие, продолжал свои делишки.

Но как-то решили встретиться боги Митгарда с великанами. Устроили пир на весь мир да стали хвастаться своими великими мастерами Фимагеном и Эльдиром, которые додумались, как превращать мертвое в живое. Асы хвалили кудесников, но Локи, позавидовав умению бесконечно оживлять погибших воинов, взял да и подрался с умельцами. Самое страшное - он сознался Одину, как в давнем поединке убил его сына Бальдра. Сказал и о том, что старший сын Одина в виде механической игрушки живет среди богов…

Окончательно рассердился на него Один. Приковали Локи к скале и приказали ядовитой змее сторожить наглеца! Из пасти на тело поверженного бога долгих три года капал яд, пока не разъел сковывающее его железо.

За это время разругались боги с великанами, протрубили в рог Гьяллархорн и начался Рагнарек. В этой войне погибли все старшие боги, остался только Локи…»

Некоторое время все молчали.

Четырнадцатилетняя Маша вдруг подошла к Яну и потрогала у него на виске маленький шрам, который, как звездочка от разбившейся об висок упавшей капли, иногда показывался среди волос.

— А дальше? — тихо попросила она.

— А дальше Локи похоронил своих братьев. Заковал он Митгард льдом и засыпал камнями. Но Гьяллархон по-прежнему цел. Тогда у Бога не хватило сил его сломать. И таящие на солнце льды почти вытолкнули рог судного дня на поверхность земли….

В зале стояла непривычная тишина. Люди испуганно посмотрели друг на друга, словно страшный рог опять протрубил Рагнарек.

На диване, обнявшись, тихо сопели близнецы.

— Богородице Дево, радуйся…,— прошептал Василий Иванович, посмотрев на спящих детей с нескрываемым страхом, смешанным с надеждой на тишину.

Компания, стараясь не дышать, одними глазами наблюдала, как родители, словно бестелесные ангелы, несут своих чад в спальню. Только через десять минут, убедившись в отсутствии звуков из детской, все вздохнули.

— Олладий, проследи…, — строго сказал полковник.

Вернувшийся Илья, увидев всю настороженную компанию, вздрогнул, покраснел и выпалил:

— Когда летим-то, Ян Геннадьевич?

— В пятницу, товарищ майор!

— А куда? — разумно поинтересовался Борис.

— На кудыкину гору! — вдруг зло и громко ответила ему Ксения.

Она встала и подошла к закрытому и законопаченному ватой до весны окну. Там, освещённая светом фонаря, мерцала всеми цветами радуги расчищенная тропинка. На ступеньках крыльца сидел Мрак, любивший зиму и долго гуляющий по ночному лесу среди сугробов. Женщина обернулась к остальным и продолжила:

— К белым пустыням, где лед и снег, где больно глазам и сердцу.

Ян удивленно посмотрел на пророчицу и тихо дополнил:

— Там очень холодно, но горячее сердце не замёрзнет. Мужа придётся отпустить, Ксения. Он мне нужен.

***

Ещё стояла темно-серая мгла, и до весны, с ее чёрными проталинами, покрытыми ярким лишайником цвета темного золота, живущим летом на камнях под вечным солнцем, было далеко. Но в торосах низким вздыхающим голосом уже гудел лед, и южный ветер готовился отогнать его от берега, оставив только корку припая, окончательно исчезающего на побережье к концу лета.

Всего несколько часов назад море плескалось, масляно сияя, хотя вдали и белели маленькие барашки, но оно спокойно и мирно дышало, предвещая скорое окончание холодов, приглашая людей на весеннюю морскую охоту: бить моржей и есть горячее сытное красное мясо.

В Каанааке, единственном крупном эскимосском поселении, не боящемся ставить свои «иннуик» на берегу холодного моря, с утра охотники на утлых кожаных каяках с веселыми криками уплыли туда, откуда доносился первый рёв могучих моржей. Вышедшие на берег женщины с гордостью наблюдали, как перекатывались, словно волны, мышцы их мужей на оголенных спинах, покрытых от напряжения и нетерпения едким потом. Моржи — это сытая жизнь. Это кожа, которую пора перетягивать на байдарках и домах. Это бивни, которые можно отвезти в Готхоб и обменять на новое ружьё и патроны.

Но в конце зимы погода переменчива. Злой северный ветер налетел, и море закипело, да так, что его грохот и шум домчал до гор и там сорвался камнепадом.