Хроники особого отдела — 2

2. Этот документ, датированный концом XIII началом XIV века, написанный на санскрите и принадлежавший последнему королю Афганистана Захир - шаху, хранится в библиотеке Ватикана в собрании редких документов. Документ хранится под литерой DigiVatLib 1725/7851240, цифровая копия протокола CIFS c сетевого оборудования хранения Dell EMC.

Глава 9

Хроники особого отдела 2.

Глава 2. Зачем мы здесь? 1

В середине недели она не просыпалась сама, её будила громкая металлическая трель. С трудом вырываясь из тяжёлого мутного сна, Ксения, автоматически, тянулась к будильнику отвратительного болотного цвета и, гадливо нажав на трескучую кнопку, резко садилась. Морок сна отпускал неохотно, серый утренний полумрак сливался с такой же серой усталостью, и даже сесть не всегда удавалось не покачнувшись.

Обычно, по утрам она чувствовала себя немного лучше, чем тусклыми вечерами, однако на лице давно появились утренние складки, глубокие и грубые, которые наивный муж называл «Jolies petites rides» (1). Но сегодня был особый день. Маше исполнялся 21 год, а потому, к серой усталости, к навечно прилипшей маске презрения, присоединилась ещё и тревога: «А вдруг она не позвонит? Вдруг её не соединят, как на Новый год?».

Прилетев в Москву после грандиозного скандала с Яном, а потом и с дочерью, категорически отказавшейся покидать «капиталистов», и, ещё не ступив с трапа на землю, она почти сразу осознала, какую немыслимую глупость совершила майор службы внешней разведки Мутовина К.Г., вернувшись после командировки в страну. Нет, она не собиралась предавать Родину. Просто она из прихоти бросила своих родных.

Потому что они – там. Потому что уехала и оставила их именно Ксения…

С тех пор внутри умер и медленно болезненно разлагался её самый близкий человек – она сама.

Рядом зашевелился Борис.

– Как ты себя чувствуешь? – Борис задавал этот вопрос ежедневно.

– Каком… – последовал контрольный ответ.

– У тебя глаза больные…

– Очки надену!

– Позавтракай!

– Забыла спросить…

Затем они по очереди запирались в ванной и в туалетной комнатах, изредка переругиваясь, и, вздыхая.

Кроме Машиной даты, сегодня имелся ещё один повод для склок – Ксению вызывало начальство.

Три недели назад она, теперь постоянная работница внутреннего архива КГБ, передала в аналитический отдел справку о состоянии идеологической уверенности в скорой победе коммунизма среди учащихся старших классов школ, ПТУ, техникумов и студентов московских вузов. Закрытая справка, (как выяснилось позднее), была прочитана не только заказчиком, но и озвучена среди бойцов идеологического фронта горкома и, по слухам, даже в ЦК.

– Зачем? – устало поинтересовался вышедший на пенсию, но принимающий участие в жизни Кесслеровых Рашид Ибрагимович.

– Правда навредить не может! – буркнула Ксения.

Худояров в тот день резко замолчал и всю последнюю неделю не общался.

Вчера, случайно столкнувшись в подъезде с вышедшим на прогулку генералом, она услышала дополнение:

– У империалистов своя правда, Ксюша, у ЦК своя, у нашей конторы тоже… ты думай иногда, когда что-то делаешь! Думай!

Последним с тезисами был ознакомлен муж, который, вчитавшись, добил её своим резюме:

– По твоим словам, Советский Союз погиб, его ждёт война и развал на отдельные малые государства? Я, конечно, не специалист, но, при всей логичности вышеизложенного, мне кажется, что об этом никому не надо знать…

***

Уже через час в неизменном, обитом светлыми панелями кабинете, под портретом Феликса Эдмундовича, лицо, облечённое властью, размеренно и неторопливо задавало осточертевшие вопросы:

– Ксения Геннадьевна, вы подумали, как ваш документ может сказаться на оборонной мощности нашей Родины? Нам и так сложно в буржуазном окружении, или вы серьёзно думаете, что здесь все забыли про вашу дочь? То, что она изучает средневековье, не делает её морально устойчивой.

– Я принесла рапорт… – выдавила, наконец, из себя женщина.

Мосты были сожжены. Ей никогда не увидеть своего ребёнка. Надо тихо дожить. Худояров всегда прав.

Сидящий напротив вздохнул. Как-то отстранённо, будто со стороны, Ксения отметила – не подпишет. Хотел бы и хочет – видно же! – но не подпишет.

– Это исключено, – тут же подтвердило «лицо» её догадку. – Ни у меня, ни у вас нет таких полномочий. Вы не можете подать в отставку. Я не в силах её принять. Голос его окреп. – Будь моя воля, вы давно положили бы партбилет на стол! Слышите?! Партбилет!

Обитатель помещения, под суровым портретом, смотрел на неё, как на навозную муху, которая внезапно выползла из помойной кучи и решила поиграть в пасечника и пчелу.

– Я сто раз прочитал ваше личное дело! И не вам заниматься такими вопросами! Учите своего немца… э-э-э… промышленному свиноводству, – между тем, настойчиво порекомендовало начальство:

– Вы свободны! В пределах кольцевой дороги!

***