Хроники. От хулигана до мечтателя

Хлуднев, хоть и работал на радио, никогда в жизни не занимался пиаром. Зато он имел юридическое образование и огромное желание «связываться с общественностью». Это и подкупило Айзеншписа — он всегда считал, что если человек хочет что-то сделать, то пусть сделает и докажет, что умеет. Словом, давал шанс. Боря сумел убедить Юрия Шмильевича, что шанс следует подарить именно ему — поскольку его специализация по образованию адвокатура, а между адвокатом и пиар-менеджером разница не так уж велика, если вдуматься. Айзеншпис вдумался, нашел этот тезис, не выдерживающим критики, но охотно пошел на эксперимент.

Так Хлуднев влился в наш дружный коллектив, заняв в нем поистине достойное место. Хотя мне он поначалу не слишком понравился — самоуверенный молодой человек, который все время норовил со мной спорить. Я ему слово — он мне два. Я ему три — он мне восемь. Боря не особенно задумывался над этим вопросом. Зато интересы своего «клиента», то есть меня, он умел отстаивать почти так же, как Юрий Шмильевич. То есть с пеной у рта под закрытым забралом.

В новом коллеге меня раздражало то, что он постоянно давал мне какие-то рекомендации. Я заводился, потому что у меня всегда было собственное мнение и видение, что и как я должен делать, с кем общаться. К тому же у меня был продюсер, с которым я предметно обсуждал свои проекты. В конце концов, каждый должен заниматься своим делом.

Есть еще один момент. Я — человек достаточно открытый и эмоциональный, поэтому в общении с людьми предполагаю полное отсутствие недомолвок. Выявлять недомолвки призвана старая добрая драка; ну хотя бы просто хороший конфликт. Обычно на высокой ноте ты слышишь о себе такое, что тебе никогда не скажут в спокойном состоянии. Кроме того, в момент конфликта проявляются скрытые черты характера человека — и то, как он общается с людьми, и то, как он действует в своей профессии в момент стресса, и как он умеет владеть собой. Правда, с годами я понял, что далеко не всегда уместно проверять человека на прочность. И что в порыве горячности многие утрируют свои эмоции, могут наговорить или наделать чего-то, о чем потом будут жалеть. Тем не менее. Лучше высказать и извиниться, чем копить в себе и держать камень за пазухой. Таково мое мнение.

Сейчас я могу сказать о Боре немало теплых слов — благодаря его усилиям состоялось множество интервью, публикаций, пресс-конференций, и оказанное ему доверие он оправдал в полной мере. Но тогда я просто взвивался до потолка и спорил с ним до хрипоты, отстаивая свои права на самоопределение.

Увы, у известных артистов не бывает какой-то особенной «личной жизни». Они всегда на виду и всегда должны помнить о том, что за ними следит пресса и общественность. Это неизбежная часть моей профессии. Иногда я слегка завидую людям, которые могут беспрепятственно пройтись по улице — и их никто не узнает. Если кто-то из них придя вечером  с работы домой, поругался с соседями, это будет на следующий день замято и стерто из памяти. Артист не может себе такого позволить, потому что это сразу становится известно всем, причем с такими подробностями и в таких красках, что хоть иконы выноси.

Я тогда буквально пару лет как приобрел широкую известность, а Боря изо всех сил старался сохранять мое реноме в лучшем виде. У нас с ним на этой почве образовалась какая-то «заклятая дружба» — мы злились друг на друга и нуждались друг в друге одновременно.

Со временем Борис научился виртуозно определять, какому изданию что сообщить, кому давать интервью, а кому нет, как наладить контакт с журналистами. Он фильтровал все новости обо мне, и, если пресса пыталась инкриминировать мне какую-нибудь некрасивую историю, он это изящно улаживал. В общем, Юрий Шмильевич его очень ценил, но периодически над ним подшучивал — не мог Айзеншпис пожить без каверз, такова была его натура.

Розыгрыши бывали самые разные. Например, Юрии Шмильевич мог позвонить своим друзьям из какого-нибудь издания, а наутро в печати появлялась сногсшибательная новость обо мне в стиле «Билан подружился с прирожденной убийцей» или еще что-нибудь из того же ряда. Боря впадал в ступор, бледнел, начинал звонить в злополучное издание, чтобы выяснить, кто посмел наехать на его артиста. Рядом ехидно поддакивал и комментировал Юрий Шмильевич.

— Надо разобраться, Боря! Просто уже что хотят, то делают, совсем совесть потеряли!..

_{ЛОНДОН, 2003 ГОД}

Или:

— Вот, суки, ну надо же, раскопали! Давай, Боря, надо уладить!

Хлуднев звонил, а на другом конце провода недоумевающий журналист спрашивал:

— А при чем тут наше издание? Вы вообще-то с руководством общаетесь? Нам Айзеншпис прислал сообщение...

Боря ронял трубку, метал взгляды-молнии в сторону Айзеншписа, но толком сказать ничего не мог, поскольку спорить с начальством, как известно, себе дороже. Тем не менее было видно, что рано или поздно эта бомба взорвется и что-то произойдет. Так и вышло.