Хроники пана Бельского. Книга первая. Манускрипт «Чародея»

Раскурив сигару, он, зажмурив глаза, с удовольствием вдохнул табачный дым с ароматом солнечных кубинских воспоминаний, и с пепельницей в руках вернулся к папкам с документами, открыв вторую из них.

В ней полезной информации было не больше чем той сметаны, что остаётся в тарелке после трапезы Пачвары. Одним словом во второй папке толком ничего не было, что помогло бы Мартину, а вместе с ним и полицейским сыщикам, составить более или менее точное представление о неизвестной убитой женщине. Лет ей было не долее тридцати, рожала. Одета была только в одну шёлковую черную ночную рубашку, которая была практически вся изорвана и большей частью пропитана кровью убитой. Сексуального насилия не выявлено, хотя на запястьях и кистях рук, а также на лодыжках и коленях имелись синяки, ссадины и кровоподтёки. Впрочем, само тело женщины было ухожено и не испорчено повседневным физическим трудом. Учитывая это, а также дорогую ночную рубашку, полиция предположила, что пострадавшая явно представляла некогда «сливки» общества. Мартин не без цинизма, который не редко проявлялся в его характере, вспомнил знакомых ему в былые времена своих скитаний парижских проституток в дорогом шёлковом белье, среди которых было немало представительниц знатных фамилий канувшей в небытие Российской империи.

Для него было пока ясно лишь только то, что несчастную женщину убили, проломив ей голову, после чего лицо мёртвой жертвы довели до состояния полной неузнаваемости. Затем уже крысы ещё более осложнили работу следствия по установлению личности погибшей. У Мартина интуитивно сложилось стойкое убеждение того, что убийца весьма хорошо знал свою жертву, при этом долго и люто её ненавидел. Убили несчастную в этом заброшенном доме, куда, по всей видимости, привезли принудительно прямо из собственной спальни, не дав даже набросить поверх ночной рубашки хоть какую-то одежду.

В найденной убитой женщине Мирский свою дочь не опознал. Экспертиза же показала, что группа крови, обнаруженная на полу спальни Барбары, и группа крови убитой неопознанной женщины совпадают, но вот группа крови самой пропавшей Мирской была совсем иной. Заявлений в комиссариат о пропаже схожей женщины также не поступало, и сыщики вновь оказались в тупике.

Закрыв вторую папку, Мартин какое-то время понаблюдал за большим ночным мотыльком, порхающим под потолком у люстры, залетевшим, наверное, в кабинет ещё до того, как Бельский опустил на окна ночные шторы.

– Ну, и что вы обо всём этом думаете, коллега? – обратился он шутливым писклявым голосом к Пачваре, мирно дремавшему в темноте на противоположной стороне стола. Понимая, что обращаются к нему, он вскинул свою красивую голову, украшенную схожей на львиную гривой, и выразительно блеснул из темноты большими жёлтыми глазами.

– Прошу прощения, милейший, что помешал тебе созерцать свой внутренний противоречивый мир, но мне был нужен мудрый молчаливый собеседник, – закончил резвится Мартин.

Сложив папки с документами обратно в портфель и раскурив затухшую во время чтения сигару, он припомнил всё то, что ему прошлым вечером рассказывал о Мирском его единственный близкий друг и, как это не покажется парадоксальным, коммерческий компаньон, Якуб Янович Стахович.

Вчера по дороге домой, возвращаясь от фрау Зингер, Мартин без предупреждения заехал к Якубу, проживавшему рядом с немкой на соседней улице в небольшом причудливом доме. Этот домик, покрытый узорной черепицей и раскрашенный в радужные цвета, стоял посреди ухоженного цветочного палисадника, окруженного декоративной кованой оградой. От калитки к крыльцу дома посреди ярких цветов пролегала дорожка из разноцветной плитки, по краям которой были расставлены глиняные и деревянные фигурки различных зверей и птиц. Весь этот ансамбль походил больше на игрушечную усадьбу доброй волшебницы из детских сказок, чем на пристанище двухметрового силача с мрачным прошлым. Якуб был вхож в определенную среду человеческого обитания, в которой люди, её населявшие, не желали жить по установленным обществом правилам, за что были преследуемы и наказываемы государственной властью. Стахович не просто был вхож в эту среду, он родился и вырос в ней, и посему имел надежные связи с влиятельными людьми криминального мира, в котором и сам пользовался весомым авторитетом среди «ловцов душ человеческих», как он сам их называл.