Хроники перевернутых миров. Излом души. Книга первая

– Н-н-н… Ы-н-н… С-ы-н! – и челюсть раскрылась, продолжая слабее дёргаться в такт всему телу. Из моргавших глаз большими каплями вырывался поток слёз, образующих лужицы в глубоких расщелинах морщин. Комнату заполнили отходившие шумно газы, и на постели расходилось широкое кроваво-желтое пятно.

Христофор, зарыдав, упал на колени, в подступавшую кровь, въедавшуюся через штанины брюк в саму плоть.

– Отец… – сквозь слёзы, захлебываясь, только и смог выговорить еле слышимо, сокрушаясь. – Отец… О-т-е-е-ц…

Глава 2

ЦИКЛИЧНОСТЬ СНОВИДЕНИЙ

И в знаки они вложили смысл; с дыханием ушедшей жизни ушло знание, и смысл исчез; одни знаки болезненно остались, утратив смысл для будущих детей, не имевших в сердцах идеи.

(с) Денисенко Кирилл

I

Лес, беззвёздная ночь и желтеющая луна.

Беспокойное журчание речушки.

По галечной насыпи ступали ноги в причудливой старинной обуви, весьма грязной. Среди толпы ног – обутых в обветшалые и изъеденные сапоги и неумело сшитые мокасины – его босые ноги. Ноги крепкого мужчины.

За хилыми плечами ведших опустившего связанные в запястьях руки пленника – с добротными, в «косую сажень», плечами, скованного путами, спокойного, с дерзостно-вызывающей выправкой – зияла пугающая тьма ночи.

На него смотрели вкось, а то и вовсе старались не задерживать взгляда. Посреди согбенной толпы – с выпуклыми бусинками позвонков на словно вопрошавших спинах – возвышался он. Толпа – не более чем разъярённая челядь, ставшая как целостный организм, подгоняя, толкавшая его в бугрящуюся мускулатурой спину независимо от того, ускоряло ли это процесс, – избегала встречи с живыми глазами схваченного.

Его крепкие руки, обвитые за спиной, нещадно саднило от толстенных конопляных верёвок, свитых на славу, в отличие от одежды и обуви этих людей.

Деревенские линчеватели с изжелтившими зубами и съеденными фурункулами лицами зажгли факелы с оголтелым упорством, пуще прежнего став толкать и сбивать воинственного мужа и харкать ему в спину, по-прежнему избегая прямой встречи с его взглядом.

Некто, не осмелившись встать пред схваченным, ударил его в затылок, и тот же час замер, каменея в пронзившем страхе, когда его словно прожгли огни, отразившиеся в глазах глянувшего через плечо пленника, не дрогнувшего ни единым лицевым мускулом, только и вбиравшего огни подобно луне, оставляя остывающие тени явивших многогранную сущность зеркал его души.

Иные руки толкают связанного вперёд.

Он шаг за шагом продвигается к беcпокойному ручью.

Одинокий, связанный, в беспросветной ночи вступая в ледяную реку, которая, хозяйски переливаясь рябью, играет с мерклыми отсветами луны, выдающими силу движения вод, он чувствует усилившийся страх оставшихся на берегу с порослью травы среди серых камней.

Прошлое застыло в ожидании смерти – в его уме рисовалась реальность проживаемого момента: ни прошлого, ни будущего. Реальным стало только то, что происходит, и априори признанная неизбежность смерти растворила всё то, что когда-то заботило и возмущало его на жизненном пути. Никогда ещё он так не ощущал жизнь. Его кожа на ступнях пыталась распознать по прикосновению форму и температуру – не то галечного, не то землянистого – берега, не разглядеть в ночи. Ноздри обоняли сладостный ветер, гнавший прочь чёрную дымку от чадивших факелов с беспокойным огнём; язык обезвоженного организма с трудом облизывал побелевшие губы, улавливая медно-солоноватый привкус сочащейся крови из покрывавшейся коркой ранки на разбитой губе. Все чаяния потеряли ту силу, которой принуждали его делать выбор согласно представленным возможностям будущего, которое способен избрать честный человек. Только стали просачиваться обрывки неизвестных снов, где закоулки памяти, став подобными ладоням, исполненным сил и умений, пытались удержать воду, сталкиваясь с невозможностью справиться с этим, и пред его глазами проецировались картины, капля за каплей, которые он был не в силах объяснить. И тем не менее, узнавая, в немощном отражении калеки… признать себя.

Очередной непроизвольный шаг в леденящее течение реки, прочь от встрепенувшейся всеобщим гортанным гулом толпы.

Совершенно один ступает он в воду. Белая точка в нескончаемом потоке, вгрызающемся искрящимися тенями. Его сбивает течением. Пара шагов – и он погружается глубоко на дно, скользя по булыжникам. С широко открытыми глазами. Выныривает. Вокруг царит страшный звук уханья остановившейся толпы. Гипнотизирующий, жуткий до дрожи. Вновь в воду с головой.