Капитан-поручик отмахнулся. Господин Марагур посторонился, и мы покинули кабинет. Гришка повел нас вниз по лестнице. Следом за лакеем шел Иванов, за ним я, а замыкал шествие велетень. Едва за нами закрылась дверь, как господин Марагур потянул меня за плечо. Я обернулся, он показал мне кулак — размером с мою голову. Я молча развел руками. Велетень еще раз потряс кулаком перед моим носом, и мы двинулись дальше.
У выхода на улицу Иванов остановился. Он больше не крутил во все стороны головой. Уверенный в том, что ни зимние осы, ни другие неприятности здесь его не поджидают, он разглядывал громового ящера, томившегося внизу.
— Что, брат Иванов, не довелось тебе здесь служанку-то придушить, — посочувствовал я.
— Вот смотри, граф, допрыгаешься!
С этими словами он отпустил перила и повернулся к выходу. Я присел, подхватил его за ноги, да и перекинул в пролет к громовому ящеру.
— А-а-а! — завопил Иванов.
Однако на помощь ему подоспел велетень. Его реакция оказалась молниеносной. Одной рукой он отшвырнул меня к стене, а другой успел ухватить Иванова за ногу. Тот повис в пролете, полы кафтана накрыли ему голову. Еще мгновение — и господин Марагур вытянул бы Иванова, но громовой ящер ринулся вверх за добычей. Его цепи хватило на то, чтобы ухватиться зубами за полы кафтана. Велетень рванул на себя, одежда затрещала и порвалась. Ящер остался внизу с обрывками кафтана в зубах.
Господин Марагур поставил Иванова на площадку. Однако ноги того подкашивались, от пережитого ужаса он уже и орать не мог, а только хрипел и булькал. Велетень поддерживал его, чтобы тот не упал. Когда же господин Марагур стянул остатки кафтана, в которых запутался Иванов, то оказалось, что головы-то на плечах уже нет. Тело заканчивалось окровавленной шеей, из которой торчали какие-то трубки и кости. Все это булькало и брызгало кровью. Внизу громовой ящер с удовольствием чавкал.
Велетень поморщился, глядя на обезглавленного Иванова.
— И что теперь? — спросил он меня.
— Да брось ты его вниз, — посоветовал я.
Господин Марагур перекинул тело Иванова через перила. Громовой ящер подхватил его на лету, кинул себе под ноги и, задрав морду, с благодарностью тявкнул. Велетень схватил меня, поднял и перенес над перилами. Я повис в воздухе над ящером.
— Ну, граф, в Кронштадт, говорил, к капитану-поручику Косынкину! Вот тебе не Кронштадт, а кронштец настал, — прохрипел велетень.
Громовой ящер подпрыгнул вверх. Я поджал ноги. Чудовище клацнуло зубами, едва не оторвав подошвы ботфорт.
— Рудольф Константинович расстроятся, когда узнают-с, что Яшку накормили-с, — произнес лакей.
— Да, у нас тут тоже есть один с причудами! — откликнулся я. — Ему тоже не понравится, что его человека скормили ящеру. А мы давайте ничего говорить им не будем. А ты, Гришка, поди и сделай ставку на Юшку. А то завтра по миру пойдете вместе с капитаном-поручиком своим.
— И то верно, — согласился лакей.
Господин Марагур смотрел на меня, словно ждал, что я и ему перед смертью дельный совет дам.
— Ну, давай, туда или сюда, — сказал я. — Долго мне так висеть?! Только подумай, что скажешь Василию Яковлевичу? Как это у тебя на глазах твоего подопечного громовому ящеру скормили?! Боюсь, это как-то отразится на твоем гонораре.
Я попал в точку. Велетень перенес меня обратно и поставил на пол.
— Ладно, пойдем, — произнес он. — По дороге придумаем что-нибудь. И отдай мне бумаги.
Он вытащил у меня пакет.
Мы вышли из донжона в мрачном расположении духа. Господин Марагур оказался в неловкой ситуации. Он не знал, как предстать перед Василием Яковлевичем и объяснить, что в его присутствии Иванова скормили голодному чудовищу. Несложно предугадать, что скажет Василий Яковлевич — «Мне не нравится, когда моих людей пожирают громовые ящеры». Очевидно, это происшествие не лучшим образом повлияет на репутацию велетеня и отразится на его финансовом положении. С другой стороны, преподнести Василию Яковлевичу какую-нибудь выдуманную версию исчезновения Иванова означало для господина Марагура попасться мне на крючок, а в планы велетеня, видимо, не входило подыгрывать мне.
Мое настроение также было пасмурным. Месть душегубцу за Любку не прибавила мне радости, и даже удовлетворения особого я не испытывал. Меня передергивало каждый раз, как я вспоминал разорванную шею Иванова, булькавшую кровавыми пузырями. Смерть негодяя нисколько не улучшила моего положения. Я пребывал в зависимости от Василия Яковлевича и его компании. Велетень отобрал у меня письма для англичанина, кроме того, он знал, что Аннет следует искать в Амстердаме. Справиться с Марагуром так же ловко, как я проделал это с Ивановым, мне было не по силам. Так что volens nolens[36]
приходилось быть паинькой и продолжать затеянную кампанию в неприятной компании с велетенем, Василием Яковлевичем и еще двумя их товарищами, пока живыми.