Хроники Порубежья

— А такие, что если тебе воины нужны, то вот они, мы. Бери, пригодимся.

— Да я вообще старый опытный партизан, — воодушевился Митька. Саня покрутил пальцем у виска.

— Да мы ж тебе говорили, кто они, — по-свойски сказала Вера, выступая из-за спины Воробья.

— Молчи, девка. Пусть сами скажут.

— Так вроде всё уж сказали, — почесал Иван небритый подбородок. — Идем из Херсонеса Таврического в Речицу. Роду-племени не помним, потому как пребывали в плену с младых ногтей и всё для нас тут в новинку.

— Из Херсонеса Таврического, милый ты мой, сейчас даже птица сюда не пролетит, мог бы и поскладней соврать. А что в Речицу идёте, в это верю. И мы туда идём. Ещё есть чего сказать?

— Сам я — кузнец.

— Кузнецы нам нужны.

— Вот этот чернявый, — указал Ясь на Митьку, стоящего, обняв потерянную и вновь обретенную Дашу, — буджака на болоте зарезал.

— Молодец, чего уж там, — кивнул Воробей и спросил у Сани. — Ну, а ты, малый, чем славен?

Саня замялся с ответом и за него ответил Иван. — А он с нами.

— Тоже дело, — поразмыслив, рассудил Воробей. — Барышням своим в ножки поклонитесь, что на нас наткнулись да сюда привели, не то гнить бы вам в хлябях зыбучих.

— Без проблем, — пообещал Иван, кланяясь девушкам.

Вдруг решительно расталкивая стоящих людей, в круг пробился босой мужик в длинной синей рубахе и драных портах. Поклонившись Воробью, он сказал, показывая на Ермощенко со товарищи. — Меня Векшей зовут, из рода Дреговичей. Я этих людей знаю. Они нас на Малашской дороге от буджаков отбили. В честном бою.

Ответом ему был одобрительный шепоток, пронесшийся по рядам собравшихся. Ободрённый им, мужик уставил указующий перст на натурального кузнеца. — А этот, здоровый, вож ихний, видать, так-то красно говорил, так-то душевно. — Мол, режьте их всех в корень, чтоб и на развод не осталось. Режьте, говорил, жгите, душите, а бог простит. Кто с мечом придёт, тот, мол, от меча и погибнет.

— Охти мне, темнота наша, — огорчённо сказал Воробей. — А сам ты догадаться, конечно, не сумел. Что б не пришлось первым встречным бродягам, неведомого рода-племени, греческой веры к тому же, тебя от буджаков отбивать на Малашской дороге?

— Дык… — смущенный оратор отступил в толпу.

— То-то и оно, что дык, — язвительно промолвил воевода. — И почему босой шляешься? Чтоб я этого больше не видел.

Мужик, пятясь, состроил виноватое лицо и развёл руками.

— Ну, катись. А впрочем, погоди. Как там, — Кто к нам с мечом придёт, — тот чего?

— Тот от меча и погибнет, — крикнул мужик и поскорее скрылся с глаз долой, пока воеводе не взбрело в голову спросить его ещё о чём-нибудь.

— Ладно, златоусты, — воевода ещё раз окинул стоящих перед ним, одного за другим, скептическим взглядом. — До Речицы пойдёте с нами. А пока будем идти, то все мои приказы, а так же приказы начальных людей, что от меня поставлены, десятников и сотников, выполнять. Иначе — смерть.

Это — первое условие.

— Принимается, — за всех ответил Митька.

— Ещё бы не принимается, — усмехнулся Воробей. — А вот вам и первый мой приказ. Поступаете под начало Яся, он у нас всея деревещины архистратиг, пусть преподаст вам воинскую премудрость, а то, что-то мне кажется, не очень вы в ней тверды. А дальше видно будет. Ясь, прими, да насчёт еды распорядись, а то, того гляди, постолы примутся жевать.

— Нам бы товарища похоронить, — сказал Ермощенко. — Лопатой тут у вас можно разжиться или заступом каким?

— Можно. Только это вам ни к чему. — Воробей ткнул пальцем за правое плечо. — Туда несите, рядом с нашими ляжет.

На краю лесу, у подножья молодого дуба была вырыта глубокая могила, куда рядом с телами двух дружинников лёг Нечай.

— Ну, прощайте Шепель и Замыка. И ты, Нечай, прощай, — Ясь принял чашу, отпив из неё, выплеснул остатки вина к подножью свеженасыпанного могильного холма, обложенного камнями. — Встретите кого из наших, поклон передавайте. А будет случай, и слово за нас замолвите, перед кем, то вам судить.

Сидящие вокруг порубежники, а было их пятеро, насколько смог понять Саня, погибшие были из их десятка, встали и, отдав прощальный поклон, степенно зашагали прочь. Только после этого к могиле приблизились Даша и Вера с букетиками лесных цветов, и Ермощенко снова подивился, не столько даже здешним порядкам, сколько тому, что строптивые девицы находят нужным им подчиняться.

— А вам со мной, — Ясь, не оглядываясь, пошёл вперёд, туда, где уже пылали костры, вокруг которых суетились женщины. — За молодок своих не беспокойтесь, вечером свидитесь.

Но не успели сделать и двух шагов, как кто-то взял Митьку за руку, чуть повыше локтя. — Паренёк, а паренёк.

Светловолосый воин, лет тридцати, примерно одного с Митькой роста и телосложения, с круглым лицом, обрамленным пушистой бородой, смотрел ласковым взором голубых глаз и приветно улыбался в усы.

— Чего тебе, дядя?

— А того, что давай меняться.