На Ленинградский вокзал Борис пришел за минуту до приезда Степана. Сутки, отмеренные на поездку, превратились в неделю. Перезванивались ежедневно. Борис нервничал, подозревая, что Степан оттягивает возвращение в Москву сознательно. Кончались студенческие каникулы. Преподавательское расписание на это полугодие уже не сулило много свободного времени. Кафедру покинули еще два доцента, и их нагрузку распределили оставшимся, в том числе и Борису.
– Скудеет образование, – вслух произнес Борис и увидел выходящего из вагона Степана.
– Что за загадки ты мне привез? – Борис нарочито небрежно не стал дожидаться ответа, полез в карман за зажигалкой. Раскуривая сигарету, повернулся спиной к ветру и едва не обжегся, услышав:
– Та старуха из Омска – моя прабабка. Живет. До сих пор.Adhibenda est in iocando moderatio [5] , – провозгласил Владимир, наблюдая за Сашиными переживаниями, – не грусти, поэт, там нет ни предательства, ни конкуренции. Потому что там нет тебя. До сих пор не привык? Оставь чувства. Они тебе здесь только кажутся. Стремись к покою здесь, получишь радость там. И не шути больше. Не принято, – назидательно произнес Владимир и направился к древним мудрецам.
– Как образумить ее? Она не видит опасности, – Саша не отставал от Владимира, мешая тому беседовать с Питтаком [6] .
Голова вождя склонилась в сторону Саши:
– Advenrsus necessitatem ne dii quidem resistunt [7] , – процитировал Питтак сам себя и буднично посоветовал: – Не лезь, сама поймет, что делать.
Владимир, передав Сашу Питтаку, вспомнил о Юрии – как бы тот не сунулся в дела земные: Надя-то под угрозой.
Не обнаружив Юрия поблизости и решив, что вечность от него не уйдет, Владимир ринулся ко мне:
– Ваша родня – вам и думать. И нечего мне за Ленку мстить. Я и так пострадавшая сторона.
…Ни жизнь этого дурня не образумила, ни смерть. Рыскает здесь, крутится, ищет истину – мучается одним словом, а пользы пока никакой. Ничего, подождем. В одном он прав: Лену я ему не забуду.
«Паршивый мальчишка», – Николай понял подленькую затею Володьки и изо всех сил пытался задержать его в вестибюле института.
– Как же я доеду домой, Володя, – Николай громко увещевал юношу, используя слепоту как шантаж. Не жди Лену, не собиралась она в институт сегодня, это я так, к старому приятелю заехал, к счастью, ты меня и окликнул. Поехали, уважь слепого человека, будь добр.
Схватившись за рукав Володи, Николай силой потащил его к выходу, стараясь не думать о том, что произойдет, если (не дай бог!) они столкнутся с Леной.
Стажировка за границей замаячила на горизонте жизни дочери как спасение от всех непосильных тягот. Николай радовался тихо, боясь спугнуть удачу. С проректором института Николая связывали приятельские отношения еще со времен рабфака. Лену оповестили о стажировке вчера, и она, ничего не соображая, выболтала все Володьке. И что теперь? Этот паршивец наверняка захочет поломать будущее дочери просто так. Чтобы иметь под рукой мою девочку, на всякий случай. Мысли Николая сгущались в горький комок, он прибавил шагу.
– За вами не угонишься, Николай Сергеевич, – Володька старался не пропустить во встречном потоке Елену. «Ишь чего надумала, за границу от него сбежать, диссидентка несчастная. Нет, я такими тылами разбрасываться не привык», – раздумывая, как сорвать стажировку, Володя быстро ввел Николая в подъезд.
Спустя час они сидели с Леной в «Шоколаднице», строя планы на будущее, в котором не было никакой заграницы. А были их общие дела, общая жизнь и общее будущее, где главным должен стать он, Владимир, а не Елена. Так-то: женщина есть женщина.