Хроники Птеродактиля

Лена позвонила вечером. Жаловалась на головную боль, на то, как ехидно весь день издевается над ней Анатолий. Затем, как бы вспомнив невзначай, поинтересовалась:

— Кстати, как тот водитель?

Не успела Карина придумать, что сказать, как разговор оборвался: Лене звонили в дверь.

Федор приехал на следующий день. В нарядном свитере и с тортом. Пили чай, вспоминали поездку, снова пили чай… и молчали. «Удивительное дело, — думала Карина, — как приятно и спокойно с ним. Не донимает вопросами, не лезет в душу, не спрашивает советов», — Карина сделала глоток, устыдившись, что предает память о Саше.

Федор пришел и на следующий день, и на следующий и так приучил Карину к своим приходам, что однажды, когда он не появился в привычное время, она испугалась и вспомнила, что не знает, ни где он живет, ни номера его мобильного, ни даже его фамилии. Поэтому, когда он все-таки появился, Карина протянула ему блокнот со словами: пиши.

Все так же молча, аккуратным почерком написал Федор все, что просила Карина.

Спустя месяц Карина знала, что были у Федора и жена, и сын. Десять лет назад сын был комиссован из армии инвалидом. Жена, как могла, ходила за сыном, смирившись с тем, что ни снохи, ни внуков ждать не приходится. Да видно, исподволь так иссушила ее тоска и безысходность, что когда прицепился к ней неизлечимый недуг, бороться не стала, тихо угасла, прихватив за собой через месяц и сына.

Федор не роптал на жизнь, убедив себя, что испытания на то и даются, чтобы укрепить стержень, который есть в каждом человеке, да не каждый этот стержень у себя видит. Федор свой стержень увидел, когда, схоронив жену, а потом и сына, оказался ненароком на своем жигуленке в глухом месте, он возвращался после очередного клиента. Фары выхватили из темноты съехавший в сугроб мотоцикл. Федор ахнул: зимой, в мороз — и на мотоцикле. Подойдя ближе, почувствовал неладное: паренек, почти ребенок, отчаявшись завести мотор, так и сидел на своем «сокровище», прикрыв глаза и уже ни на что не надеясь. Федор силой втащил паренька в машину, а тот и не понял поначалу, что происходит, — морозный сон уже приступил к своему делу. Трое суток не выходил Федор тогда из больницы, двух хирургов забраковал ради того, чтобы спасти парню его отмороженную ногу. И добился-таки своего. Ограничилось все ампутацией только двух пальцев. «Сжалилась гангрена, — сказал третий хирург, — видно, сильно ты за сына молился». Промолчал тогда Федор про сына, не стал поправлять хирурга. С тех пор эта привычка молчать осталась. «Мало кому она нравится, да это их дело. Вон Карина не жалуется, — тоже, ведь, на дороге подобрал. И обратно отвез. В этом и есть суть моего стержня, — размышлял Федор, — может, пришел час, когда этот стержень и подарит мне бумерангом хоть часть от того, что отнято было и загублено».

— Мам, это кто? — Никита ввалился в квартиру с двумя огромными сумками.

Карина смутилась. Федор неторопливо подошел, помог освободиться от сумок, повесил брошенную на стол куртку и молча вернулся к дивану, на котором до этого ковырялся с перегоревшей кофемолкой.

«Понятно, — подумал Никита, — до глухонемых докатились». И язвительно произнес:

— Я женюсь, между прочим.

Карина ойкнула и почему-то засмеялась. Отложив в сторону не желающую работать кофемолку, Федор отправился на кухню. Достал из холодильника принесенную накануне бутылку кагора, прихватил три бокала и, моргнув, дал понять Карине, что неплохо бы и еды какой соорудить по такому случаю.

Никита задумчиво перечислял достоинства невесты, будто узнал о них только что. Успокоил Карину, заявив, что знакомы они давно, но решение серьезное и поэтому скрывали до последнего. Почему до последнего? Потому что через восемь месяцев ты, мамуля, станешь бабушкой.

— Я, пожалуй, поеду, — сказал Федор вставая. — Позвони, когда в себя придешь и перестанешь то и дело смеяться.

Степан явился к Борису ни свет ни заря. Обосновались на кухне, сооружая завтрак, а заодно и разговор. Поскольку на двоих было только три яйца, решили сделать омлет, а не яичницу, как в прошлый раз. Разбили яйца, добавили молоко, немного муки и тертого сыра, взбили миксером и, поперчив и посолив, вылили все это на раскаленную сковородку с топленым маслом. Степан накрыл сковороду крышкой, убавил огонь и приступил к обсуждению последних событий.

Говорил Степан сбивчиво и торопливо. Казалось, он все время боится куда-то опоздать. Но главное Борис понял: ему снова придется звонить Карине, напрашиваться на тесное общение, в котором должна поучаствовать эта таинственная подруга Елена. Степан угадал со своим приходом. Сегодня выдался редкий день, когда занятий в институте не было, завтрашняя лекция начиналась со второй пары, читать ее предстояло третьекурсникам. Почти взрослым и почти воспитанным людям. Борис любил свою работу. Преподавательский труд давал иллюзию свободы и благополучия, а многолетняя практика выработала умение общаться с любым человеком при любых обстоятельствах.