Хроники Птеродактиля

Поразило Федора лицо Карины, отразившее в один миг безграничную тревогу за чужих мальчишек. «А ведь этим юнцам доверяют оружие», — Федора всегда удивляла несуразность того, что называют сегодня чем-то похожим на «Комитет солдатских матерей». Не женщины, такие, как Карина, должны защищать и поддерживать этих ребят, а они, солдаты, защитниками называются…

Впрочем, какие они защитники? Восемнадцать лет, в руках оружие, а в голове детские мысли. Нет, правильно делали раньше: созрей, дорасти до этой чести — быть защитником, быть солдатом. Уважать надо службу и форму, тогда не будет ни безобразий, ни психов разных в армии. А солдатикам в увольнении и побираться не придется.

Федор вздохнул, дождался, когда солдат отошел от Карины подальше, взял ее как потерявшегося ребенка за руку, усадил в машину. Спустя минуту они молча и тихо двинулись к дому.

По приезде из Питера Степан пригласил Татьяну к себе. Соорудив «праздничный ужин», он с нежностью наблюдал за движениями бабули. Быстро освоившись, Татьяна переставила приборы, разогрела картошку с мясом, добавила зелени в салат и, щедро разложив то, что захватила с собой, наконец села на придвинутое кресло. Маркиз проникся к Татьяне доверием и интересом. Подождав, когда гостья устроится, он прыгнул на подлокотник и деликатно тронул Татьяну за руку. Татьяна заглянула в глаза коту, улыбнулась и ласково провела рукой по шелковистой спинке.

«Животные тоже разумны, — подумал Степан, — животные могут страдать и радоваться, испытывать страх, голод и удовольствие, даже думать, даже соображать, где лучше и что для этого нужно сделать. Вот только с моралью у них проблемы. Другими словами, у животных нет того стержня, что называется совестью. Маркиз, например. Милый, добрый, теперь даже воспитанный. А увидит птичку, и… Не будем о печальном. В общем, совесть его потом мучить не будет». Степан открыл бутылку кагора, капнул себе, налил Татьяне, долил свою рюмку и выжидательно посмотрел.

— Сыночка мой. Хоть и внук, все равно — сыночка. И не знаю даже, как заслужила я на старости лет эту радость — свидеться наконец и с сыном, и с внуком своим, — голос Татьяны задрожал, она подняла кверху глаза, чтобы нахлынувшие некстати слезы вкатились обратно.

Залпом опрокинула рюмку, и сразу щеки ее покраснели, влажные глаза уставились куда-то в себя, а осмелевший Маркиз перелез с подлокотника на колени, ловко подсунув голову под ласкающие пальцы.

Степан наслаждался покоем. Первый раз за долгое время. «Семья — это здорово. Это лучше, чем богатство. Старуха эта — немощь и почти нищета, а я сейчас чувствую себя под ее заслоном. Удивительно все устроено…»

— Так что с твоим отцом делать будем? — прервала размышления Татьяна. — Больной он у нас. Может, сюда, к тебе превезем? Жаль, ко мне нельзя, дочка у меня капризная… тетка, значит, твоя. Степан стал рассказывать об упрямстве отца, о том, что много раз пытался наладить с ним совместную жизнь, да так и не сложилось.

Татьяна еще раз выслушала историю о том, что каждый в этой жизни сам по себе, и думая, что делаешь лучше другому, можно не угадать. Совсем не угадать.

Звонок Никиты разбудил Карину ночью:

— Сын, мама! Сын у меня и внук у тебя, — голос от возбуждения сорвался на крик, задрожал и окончательно разбудил Карину. Радость сына еще не успела проникнуть в ее сознание. Но сон прошел, Карина села на кровати, посмотрела на Федора, и тот, будто почувствовав взгляд, приподнялся, широко улыбнулся и, выдохнув, произнес:

— Что ж, поздравляю… бабушка. Не поеду никуда сегодня. Отдыхаем. Отдыхаем и празднуем.

Через несколько часов, едва дождавшись того утреннего времени, когда спать уже стыдно, а работать еще не хочется, Карина начала обзванивать подруг, знакомых, родственников. Радость Карины превращалась в общую радость, подруги спешили с советами, а дальняя родня без обиняков высказалась, что наконец-то свершилось: думали, не дождемся от Никиты ничего путного — загулялся в холостяках, а это нехорошо; ну да ладно, родился сын — и слава Богу.

Вечером бурно праздновали. Карина впервые почувствовала, что отчужденность между Федором и Никитой проходит, что общие заботы начали их сближать, а первый день жизни маленького мальчика будто объединил разных людей в прочное сообщество. И это сообщество называется семья. Так и сказала Карина, держа в руках бокал шампанского, посматривая то на сына, то на Федора, то в зеркало, словно примеряя на себя новое звание, звание бабушки. «А зеркало запылилось», — подумала Карина к концу вечера, провела пальцем по стеклу и, всматриваясь в свое изображение, уловила на зеркальной глади движение какой-то тени. Оглянувшись, поняла, что в комнате никого и что зеркало не запылилось. Совсем не запылилось, а наоборот — сверкает отшлифованной поверхностью как новое.