Хроники Равалона. Трилогия

Он поднялся, пошатываясь, и столкнулся с взглядом возникшего перед ним упыря. Лиловый глаз Золтаруса смотрел в алые глаза Живущего в Ночи. Это был взгляд равного. Взгляд Бессмертного. В жилах этого упыря сейчас тоже текли золото и серебро. Золото. И серебро.

Золтарус тихо зарычал. Фиолетово-черные пузыри разом лопнули, открыв свету звезд и Луны бессознательных смертных, а фиолетово-черные шлейфы потянулись со всего пограничья к Золтарусу. Он звал свою Силу Крови обратно, он звал обратно свою божественную Власть, он звал обратно свои трансформы. Бог против бога. Бог-упырь против бога-упыря. Старый упыриный бог против нового упыриного бога.

Золтарусу нужна была вся его мощь, чтобы сражаться на равных. Однако упырь не собирался сражаться на равных. Он туманом растекся вокруг Золтаруса. Бог-упырь успел ощутить несколько касаний обретших плотность пальцев. Сердце замерло. «Он… приказал сердцу… остановиться…» Золтарус стал задыхаться, схватился за горло. Фиолетово-черная волна перехлестнула рубеж пограничья и Границы и устремилась к своему хозяину. Но Живущий в Ночи не дал ей воссоединиться с Золтарусом.

Точным ударом ладони он отрубил голову Золтарусу — как бог-упырь недавно ему. И погрузил руку в грудь Золтаруса — как бог-упырь недавно в него.

Онтический Эфир не мог помешать Онтическому Эфиру. Только не в измерениях Равалона. Бессмертный убивал Бессмертного в мире смертных — и Принципы не нарушались.

Сердце упыриного бога шевельнулось в ладони Живущего в Ночи. Золтарус еще был жив, он еще мог видеть своим единственным глазом, что упырь вскинул руку с сердцем — его сердцем! — и сжал ее.

Это пламя было таким холодным, что рука нового бога-упыря вмиг замерзла, обратившись в ледяную, и треснула. Там, где огонь капал на землю, выросли сосульки.

Живущий в Ночи оскалился и встряхнул рукой. Она уже восстановилась и стала прежней, лед осыпался с нее. Упырь поднес еще пылающее сердце ко рту и начал его пожирать.

«Феникс!» Это была последняя мысль Золтаруса. Последняя мысль, в которой желание жизни одолело жажду смерти. Последняя мысль бога-упыря, который хотел умереть и не успел понять, что умер. Потому что трансформа Феникса не сработала. Фиолетово-черная Сила Крови не успела дотянуться до хозяина. Она подтянулась к двум богам и начала вливаться в того, кто был жив.

В Понтея Нах-Хаша Сива.

Понтей… Ведь это еще был Понтей?

Понтей пожирал тело Золтаруса.

Уолт, морщась от боли, подходил к Сива, держа левой рукой эфирострел. Нога и рука, приживленные магией крови, отказывались слушаться, то и дело норовили отвалиться. Вдобавок левая нога постоянно за что-то цеплялась, а правая рука будто пыталась ткнуть пальцем в глаз. Эта полевая магия еще скажется, нужно в Школу, прямо сейчас, если он не хочет, чтобы нарушилась система Локусов…

Понтей поглощал все, даже кости. Его челюсти перемалывали все.

Будь здесь Фетис, наверняка бы отпустил какую-нибудь скабрезную шуточку о кишечнике. Или гениталиях. Или еще о чем-нибудь. Хотя будь жив Вадлар, скорее всего он бы потребовал от Уолта вонзить клюку-шприц с чистой, очищенной от примесей крови бога-упыря именно в него. В Вадлара то есть. И сам бы сейчас пожирал Золтаруса.

Уолт остановился возле Понтея, глядя ему в затылок. Сива стал выше. Значительно выше. Ведь сейчас он сидел на земле, а Намина Ракура смотрел прямо перед собой.

«Рост у него, как у Золтаруса», — отметил Уолт.

Бог-упырь Понтей проглотил последний кусок бога-упыря Золтаруса и поднялся. Уолт задрал голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Вот и все, — сказал маг. — Договор выполнен.

— Все, — кивнул Понтей. Голос был тот же… но уже чуточку другой.

Пока что — чуточку.

— Но не все еще все. — Сива смотрел на руку, цвет кожи которой стал приобретать оттенок рдеющих углей. Его черные волосы светлели… нет, начинали светиться изнутри. Глаза оставались алыми. Как с того момента, когда Уолт послал клюку с Кровью Золтаруса в голову Понтея, которая еще не успела сгореть. С того самого момента, когда Бессмертная кровь смешалась с кровью Понтея. С того момента, когда появился новый бог-упырь.

— Надоели загадки, — устало сказал Уолт. — Что еще, уважаемый Сива? Неужели нужно убить еще одного бога-упыря? Ну, теперь у вас самого есть Могущество для этого…

— В этом и дело, — сказал Понтей.

Его алые глаза ничего не выражали.

— Во мне зарождается безумие, господин маг. Я чувствую это.

Уолт сел на землю там, где стоял.

— Просто здорово, — обратился он к звездам. — Великолепно.

— Это безумие Бессмертной крови, господин маг. Точнее — без-умие Бессмертной крови. У богов и убогов нет ума смертных, господин маг. То, что мы называем их разумом, — просто метафора наших ограниченных возможностей, наших жалких возможностей смертных. Теперь я знаю это, господин маг.

Уолт закрыл глаза. Он старался ни о чем не думать. Он убоговски устал. Сил почти не было. Ничего не было. Нет… Было. Только желание жить осталось в его уставшем теле, заставляя сознание из последних сил удерживать заклятие, не дающее отвалиться руке и ноге.