Новым эффективным направлением работы резидентуры стала «морская» линия. Активизация работы по данной линии произошла после того, как резидентура приняла на связь ценного источника Гарри Хаутона (оперативный псевдоним «Шах»).
В сентябре 1951 года Хаутон (он был секретарём-шифровальщиком британского военно-морского атташе в Варшаве
Возвратившись в Англию, Хаутон был назначен заведующим отделом гражданских служащих военно-морской базы в Портленде, где располагался особо секретный Королевский научно-исследовательский центр ВМС Великобритании, который занимался военно-морской проблематикой.
С Хаутоном поддерживал связь сотрудник «легальной» резидентуры в Лондоне, выступавший от имени польской разведки.
Позже Хаутон был передан на связь «Бену», который вступил с ним в контакт под именем Алека Джонсона – капитана 2-го ранга Военно-морского флота США. На первой встрече разведчик показал ему «свою» визитную карточку, на которой было напечатано: «Коммандер Алек Джонсон, помощник американского военно-морского атташе, Лондон», и подчеркнул, что является куратором совместных с англичанами военно-морских проектов.
В дальнейшем работа с агентами строилась под предлогом того, что у американского командования, которое якобы представлял «Бен», есть веские основания подозревать своих британских союзников в недобросовестности при выполнении договорных обязательств по обмену военно-технической информацией. «Бен» попросил Хаутона за приличное вознаграждение знакомить его с документами и материалами базы, которыми он располагает по долгу службы. Хаутон согласился, подчеркнув, в свою очередь, что не видит ничего криминального в том, что союзники по НАТО будут знакомиться с соответствующими бумагами.
В «Очерках истории Российской внешней разведки» указывается, что «нелегальная резидентура получила от Хаутона большое количество секретных материалов: приказы Адмиралтейства, сведения об организации ВМС Англии, о военно-морской технике, подводном флоте, оружии, методах использования боевых средств флота, состоянии обороны английских портов и военно-морских сооружений».
23 марта 1957 года генерал-майор Александр Коротков получил новое назначение, которое, возможно, могло кое-кого и удивить: он стал представителем КГБ СССР при Министерстве государственной безопасности ГДР.
Даже для начальника управления и заместителя начальника разведки такое откомандирование из Центрального аппарата не могло и не должно было расцениваться как понижение. Объяснялось это просто: важностью данного поста в данное время. К 1957 году оба германских государства – ГДР и ФРГ, а также Берлин, разделённый на Восточный и Западный, стали главной ареной, форпостом противостоящих лагерей, фактически пребывающих уже второе десятилетие в зыбком состоянии, ранее в международных отношениях неведомом – «холодной войны». То есть той стадии конфронтации, когда любой неосторожный шаг одной из сторон, не говоря уже об умышленной провокации, мог привести к вооружённому столкновению с непредсказуемыми, но непременно тяжёлыми, возможно – непоправимыми последствиями.
Отметим, холодная война была не только взаимным заблуждением, как её трактуют ныне некоторые авторы, не только плодом пропагандистской, психологической борьбы противостоящих лагерей. Нет, за ней стояли вполне реальные геополитические и прочие интересы главных держав тогдашнего двухполярного мира: СССР и США. Для спецслужб эти десятилетия были долгим периодом самых жёстких, непримиримых столкновений. Особенно на том полигоне, которым в силу многих обстоятельств стала разделённая Германия и её растерзанная столица – Берлин.
В должности представителя КГБ в Германии Александр Коротков сменил генерал-лейтенанта Евгения Питовранова. Для посвящённых уже это говорило о многом. Генерал Питовранов заслуженно считался одним из самых умных и компетентных руководителей в системе органов госбезопасности. Ему довелось побывать и начальником обоих главных управлений – разведки и контрразведки, и заместителем министра, и… номерным узником внутренней тюрьмы.