Питовранов был арестован по делу своего тогдашнего министра Абакумова в числе нескольких других генералов и полковников. Только четверо из них, невзирая на жестокие допросы, не признали себя виновными: Виктор Абакумов, Леонид Эйтингон, Яков Матусов и Евгений Питовранов. Более того, располагая между допросами свободным временем, Питовранов в холодной камере-одиночке написал Сталину… нет, не покаянное письмо и не донос: обстоятельную докладную записку. О том, как в новой международной обстановке следует реорганизовать советскую контрразведку.
Самое поразительное в этой фантастической истории даже не то, что докладная дошла до адресата. А то, что Сталин дал ей ход, в результате чего автор записки был освобождён и, более того, восстановлен на службе.
В декабре 1956 года Коротков возвратился в Москву, а летом 1957 года был назначен уполномоченным КГБ при СМ СССР по координации и связи с МГБ и МВД ГДР. Некоторые исследователи биографии Сахаровского пишут, что он чувствовал в Короткове конкурента и специально отправил его в ГДР. Эта версия неверна хотя бы потому, что в ГДР его направлял председатель КГБ Серов, с которым Короткова связывали тесные дружеские отношения. Более того, на плечи Короткова легло руководство самым крупным подразделением советской разведки за границей, ориентированным на ведение активной разведывательной работы против ФРГ, США, Англии, Франции и других стран – участниц НАТО, а также их объектов в Западной Германии и Западном Берлине, на оперативное проникновение в штаб-квартиру Североатлантического блока. Наряду с этим аппарат Короткова обеспечивал сотрудничество между Комитетом госбезопасности СССР и МВД ГДР, а также координацию деятельности немецких друзей и органов военной контрразведки Группы советских войск в Германии. Одновременно аппарат оказывал непосредственную помощь советским военным разведывательным службам, действовавшим с территории ГДР.
Когда по окончании института (иностранных языков КГБ при СМ СССР.
Строптивого капитана вызвали к уполномоченному, и разговор у них получился достаточно жёстким.
Вот как описал Юрий Иванович свою первую встречу с генералом Коротковым:
«– В чём дело? – сухо спросил он.
– Я прошу назначить меня на должность, близкую хотя бы по окладу той, что я занимал в армии.
– Но вы же ничего у нас пока не знаете.
– Но и ваши сотрудники не всё знают и умеют. Не могут же они спланировать наступление артиллерийского полка.
– Согласен. Идите и работайте. Мы ещё встретимся и поговорим.
Второй раз кадровики приняли меня приветливее и отправили в отдел нелегальной разведки…»
Что можно добавить к вышесказанному? Известно, что Юрий Иванович не только отличался независимостью, но и любил этой независимостью бравировать, подчеркнуть её, и это, заметим, не всегда шло ему на пользу. Ему повезло, что Александр Михайлович Коротков был умным человеком и прекрасно понял логику своего подчинённого: ранее Дроздов служил Родине по другому ведомству, но служил честно и добросовестно, достиг определённых высот. Почему же теперь, перейдя из армии в КГБ, он должен забыть свои прежние заслуги и вновь начинать службу с нуля?
Итак, Юрий Дроздов был определён в нелегальную разведку, но, как мы сказали, не в качестве разведчика-нелегала: ему была поставлена задача «сделать жизнь другого человека». Что это значит?
В книге «Повседневная жизнь советского разведчика», которую в 2004 году издал в молодогвардейской серии «Живая история» наш старый друг, разведчик и писатель полковник Борис Николаевич Григорьев, который, кстати, сам проработал 16 лет в отделе документации Управления «С» – то есть «делал жизни других», – суть этой работы объясняется так:
«Человек из гражданина Сидорова буквально превращается в мистера Смита. Ещё вчера он выправлял справку о прописке в жэке города Урюпинска, а сегодня открывает небольшую фирму в Лондоне или Брюсселе. Несколько лет до этого он с трудом читал английский алфавит, а сегодня владеет языком Диккенса не хуже выпускника Кембриджского университета.