«Общение было для него «делом», и он так и говорил: «пойдем на дело», или «как тот или иной покажет себя в деле». Я подсматривал со стороны, когда приходил он на встречу со мной в «фундаменталку» или когда он готовился к встрече еще с кем-то, а также в минуты неожиданных встреч, когда на настройку оставались секунды: он подтягивался, собирался, уходил глубоко в себя. И — выглядывал новый статист.»
«Многочисленные В.С. заслоняли «естественного», азиатского, «дикого», который скрывался, а иногда прорывался в неожиданно жестком оскале неровных продолговатых зубов — В.С. тут же спохватывался, и мгновенно являлись непроницаемые и полные обаяния ребята — каждый раз новые…»
«Обычно, выяснив с самого начала честолюбивые пунктики нужного ему человека, В.С. начинал лить елей, причем делал это так грубо, что, казалось, он испытывал степень падкости человека на лесть и отупения лестью. Вероятно, здесь не было даже иронии — просто он был уверен в неотразимости лести, коль скоро она попадет на пунктик, и не очень старался утончать свою технику.»
«С легкостью перекидывал он мостики меж собой и объектами интереса, как будто бы и не стараясь, — так танцует легко балерон: он лепил ожидаемый образ себя и шел как по лыжне. Помогало еще и значенье, которое он придавал разговору, и значительность, какою наделял собеседника. Отразившись, эта значительность возвращалась к нему же. Собеседник начинал видеть себя глазами В.С., воздавая ему благодарностью…»
«…всем он был интересен, сам же оставался иронически непривязанным и отстраненным. Он набрасывал легкую сеть на объект и затягивал узел… Сам В.С., дробясь, оставался ему недоступен.»
«Создав театр статистов, В.С. уходил с поля зрения, был принят за то, кем себя выдавал, был всегда человеком, в котором скрыто больше, чем видно снаружи. От него шло таинственное свечение, он нес с собой экзотический тонус, душу холодновато-сосредоточенную, по-восточному вкрадчивую, по-европейски сухую.»
«А статисты его — и приятели — воспринимались как-то очень уж сказочно — казалось, они представляют собою раешник, разыгранный на ходулях. Будто бы это развернутый веером В.С., а вот возьмет и соберет их в себя, и никого не останется, все исчезнут, спрятавшись за плотоядным оскалом улыбки. Иногда на глазах совершалось действо: серия превращений статистов друг в друга, после чего они растворялись, исчезая котами чеширскими, оставляя одной лишь улыбки оскал: за собой, из-за себя, вместо себя. С таким В.С. было молодо, беззаботно.»