Хроники ротмистра Кудашева

Вспомнил рассказ своего товарища по Маньчжурии. В госпитале лежали вместе. Там разговоры время коротать помогали. Конечно, тема мистики не была забыта. Так, подпоручик Фёдоров, кажется, из Владивостока, клялся на собственном нательном крестике, что был загипнотизирован старым китайцем при входе на «Рыбный рынок». В тот день Фёдоров получил жалованье за три месяца, решил семью побаловать. Сам отправился на рынок за красной икрой, что дешевле, нежели в дорогих купеческих магазинах на Аскольдовской или Суворовской. Лишь шагнул в распахнутые ворота рынка, как наткнулся на пожилого прилично одетого китайца, не уступившего Фёдорову дорогу. Тот пристально смотрел ему в глаза. Не отводил взгляда. Вежливо слабым голосом попросил: «Дай, офицер, троячок!». Фёдоров достал из кармана портмоне со своим трёхмесячным жалованьем, раскрыл его, порылся в ассигнациях и ответил: «Нет троячка». На это китаец сказал: «Тогда дай пятёрочку!». Фёдоров достал из портмоне пять рублей и протянул их китайцу. Китаец взял деньги, повернулся и ушёл. А Фёдоров стоял в воротах то ли полчаса, то ли час с раскрытым бумажником полным денег. Его толкали люди, но Фёдоров ничего не видел и не слышал. Был в полной прострации. Пришёл в себя, когда начался дождь. Почувствовал себя плохо, был совсем разбит. Ничего не помнил. Взял коляску и поехал домой, на вторую Портовую. Дома пересчитал жалованье. Иных доходов не имел, не из столбовых. Не досчитался пяти с полтиной. Деньги не малые. Вспомнил, полтину отдал извозчику, а пять рублей? Пятёрку сам по доброй воле отдал китайцу!

Вот такая история. Был факт гипнотического воздействия? Думаю, Фёдорову можно верить хотя бы по одной причине: из-за суммы потерянных денег. Пять рублей, не четыреста пятьдесят. Назвал бы большую, наверняка приврал бы. Этой историей потерю трёхмесячного жалованья можно было бы только перед женой оправдываться. Офицеры не поверили бы. Сказали бы: спустил, верно, денежки в «красном фонаре» китайской слободки на лотерею и барышень!

Очень хотел на эту тему поговорить с учителем. Увы. Вербальная некоммуникабельность.

Однако, день за днём, день за днём, и срок в календарный месяц, отведённый Мак’Лессоном на моё обучение, подошёл к концу. Пошёл тридцать второй день, за ним тридцать третий...

Однажды, к нашему пристанищу поднялась женщина в сопровождении юноши-подростка. У неё за спиной в перемётной суме был ребёнок. Мальчик по возрасту не более года-полутора лет от рождения. Он плакал. Лама приказал распеленать ребёнка, провёл руками над его телом. Потом позвал меня. Жестом указал на маленького пациента. Я поднял над ним свои руки ладонями к его телу. Закрыл глаза. Провёл руками над мальчиком от его головы над грудью и животом. И вдруг у меня самого заболел живот. Отчаянно закололо в правом боку.

Я невольно взялся за собственный бок. Посмотрел на своего учителя.

– Аппендикс! – вдруг сказал «Эрэгтэй багш», мой учитель, обращаясь ко мне на инглиш. – Не волнуйтесь, сэр Джозеф, не у вас, у ребёнка. Мы здесь ничем ему не поможем. Необходимо хирургическое вмешательство. Я напишу направление в английскую клинику Красного Креста в Лехе. Вы отвезёте его на нашем пони. Его старший брат будет бежать рядом. Тропа под гору, это не очень трудно, через час сорок мальчик должен быть на операционном столе. Его мать пойдёт пешком. Я выпишу направление на имя протектора госпиталя доктора Редфорда, а вы поговорите с подростком, объясните ему ситуацию. Он говорит на хинду. Операция бесплатна! Поторопитесь. Готовьте пони.

Удивляться мне было некогда. Мальчика удалось доставить в клинику вовремя. Я дождался окончания операции, убедился, что мальчик жив, и жить будет. К этому времени к больнице пришла и его мама.

Возвратившись к сакле отшельника, я не застал его в одиночестве. Мой лама беседовал с Аланом Фитцджеральдом Мак’Лессоном. На английском.

Увидев меня, мой лама кивнул в мою сторону и сказал Мак’Лессону:

– Можете забирать своего человека, Алан. Ваш заказ выполнен. Проверено практикой. Он способен испытывать чужую боль, как свою собственную. Явление резонанса установлено, прочувствовано. В практике научится настраивать своё восприятие на любого субъекта, как хороший скрипач настраивает свою скрипку в унисон на «ля» первого кларнета.

Мак’Лессон встал с циновки. Мы поздоровались.

Мак’Лессон повернулся к учителю:

– Благодарю. Корона потеряла великого человека!

– Зато я нашёл сам себя, – ответил учитель, спросил: – Хотите поговорить наедине? Я выйду, проверю нашего пони.

– Мы тоже погуляем на чистом воздухе, – сказал Мак’Лессон. – У нас разговор не на пять минут. Но хочу сразу просить вас не отсылать своего ученика. Прошу вас позаниматься с ним ещё месяц. У меня сложились некоторые обстоятельства, что не позволяют забрать с собой сэра Джозефа сию минуту.

Учитель кивнул, сказал «йес»…

Мы вышли. Моё доброе настроение улетучилось, словно дымок над очагом, залитым холодной водой.

– Что случилось, Алан? – спросил я.

– Сначала присядем, Александр. У меня дурные известия. Не нужно обсуждать их на краю пропасти…