Хроники ротмистра Кудашева

А по каменным ступеням уже поднимались воины с правого и левого флангов, по двое входили в ворота храма. Я заметил: узкие невысокие ступени для маленьких ног этого племени – в самый раз. Последняя пятёрка воинов остановилась за пять шагов против нас. Один из них молча, жестом приказал нам повернуться и войти в храм.

Мы повиновались.

Внутри стен храма мы увидели сцену не менее жуткую и отвратительную, чем та, что не так давно была пережита нами.

Воины адиваси очищали храм от обезьян. Агрессивность макак исчезла, будто её никогда и не было. Большинство приматов уже бежали в джунгли, спрыгивая с высоких стен. Те, кто не решался на такой прыжок или рассчитывал остаться в храме, что-то щебетали, явно просили у «детей леса» пощады и помощи. Как правило, это были самки, либо беременные, либо с детёнышами. Их убивали. Молча. Без разговоров. Без эмоций. Из сулепито.

Я впервые видел действие этого оружия. Полный вдох, интенсивный выдох в полую бамбуковую трость, и отравленная колючка в мягком теле. Пять-шесть секунд, слабое почёсывание места укола, и смерть.

Вдруг, на меня самого нашло что-то мне совсем незнакомое и непонятное. Мне стало всё равно. Состояние такое. Будто что-то сдохло в моей голове. Или «электрические пробки» перегорели.

Мы с Мак’Лессоном сидели на тёплом гранитном камне совершенно голые. Наши одежда, сапоги, пробковые шлемы, часы, компасы, фотоаппарат с треногой, документы и бумаги горели в большом пламени костра. Когда огонь добрался до оружия и патронов, взрывами, последовавшими один за другим, костер был разворочен, но адиваси, не страшась шальных пуль и осколков, поправили сухой валежник, и пламя  разгорелось снова.

К нам подошёл и подсел старший из воинов адиваси. Молчал, смотрел на нас. Мы смотрели на него. Мак’Лессону игра в «гляделки» скоро надоела. Он отвернулся от адиваси, лёг на бок и закрыл глаза.

Мне спать не хотелось. Ничего не хотелось. Я смотрел на вождя. Хорошее, однако, лицо. Глаза живые, умные. Взгляд пытливый. Дикарём по лицу не назовёшь, хоть он и ходит голым. На руках выше локтя золотые браслеты без узоров, без украшений. Чёрен вождь, есть такое. Но не африканского типа, с негром не сравнить. Тело, как у борца. Мышцы рельефные. Мог бы послужить хорошей моделью иному скульптору. Где я видел подобное? В Асхабаде? Нет, не мог… В Марселе? В Париже? В Петербурге. Обнажённые мужи укрощают диких коней! Вот где… Что Петербург. Чувствую, сегодня странствия мои закончатся. Что ж, я не Одиссей, что двадцать лет плавал по морям, но вернулся к своей Пенелопе. Ах, вернуться бы к Леночке на улицу Андижанская, никогда от неё никуда больше не ушёл бы. Работал бы хоть сапожником на Текинке, но дома!

Смотрю в глаза адиваси. Его взгляд вроде потеплел. Смотрит на меня с интересом. Ну, смотри, если таких людей, как я, раньше не видел. Я маленьким был, мечтал по свету погулять, слонов хотел увидеть, мамонов…

Вождь раскрыл глаза шире. Что случилось? Что я такого сказал? Ничего не сказал. Просто подумал. И вдруг услышал всем своим существом, словно во сне: «Мамон,.. я мамон,.. мы мамоны,.. агни бачче…». Потом увидел, нет, не только увидел, осознал, что мои воспоминания стали воспоминаниями адиваси. Он видел моими глазами то, что я вспоминал несколько минут назад. Потом на меня пошёл поток из отдельных коротких эпизодов моих же воспоминаний, снова и снова. Я понял, адиваси просит меня вспоминать ещё! А что? Само собой вспомнилось Чёрное море, белый красавец пароход «Антуанетта», крики чаек, французский шансон. Истанбул, проплывающий по правому борту судна. А потом, почему-то – графство Эссекс, Колчестер, холодный пруд и тонущая девочка! Я вздрогнул, воспоминания исчезли. Зато в свою очередь я увидел мысли-образы адиваси: гигантский костёр, разведённый посреди площади, его самого и его воинов, стоящих внутри храма по периметру. А потом – великую башню из сверкающего серебра, опускающуюся с высоты черного усыпанного звёздами неба на землю, в центр площади, прямо в пламя принимающего костра…

Проснулся Мак’Лессон, растолкал меня.

Утро. Тихо. В пределах периметра полно народа. Все – адиваси. Мужчины, женщины, дети. В центре площади сооружается большой костёр. Я помотал головой. Мой мозг явно слышал пение. Мелодия простая, незнакомая, её поют многие люди. Но люди, собравшиеся в храме, не раскрывали рта. Кто отдыхал, кто подметал каменные плиты площади, кто носил сухой валежник для костра. Не было заметно, чтобы кто-то завтракал, и где-то готовилась пища.

Мак’Лессон пристально взглянул на меня. Взял за руку, просчитал пульс. Потом приложил два пальца к сонной артерии, снова просчитал. Приподнял мне одно веко, потом второе. Я не сопротивлялся.

Сказал мне:

– Встряхнись, у тебя вид тихо помешаного.

– Да, – ответил я, – так и есть.

– Слава Богу! Не хватало ещё и тебя потерять. Раз не отрицаешь, значит в рассудке. Что здесь происходит?

– Адиваси готовятся к празднику бога Агни! – ответил я. Не сказал «мамоны», язык не повернулся. Пусть это будет моей тайной. Не все нужно докладывать Гюль Падишаху.