Хроники Шеридана

Раздосадованный, Юстэс отправился дальше. Получив ещё несколько отказов, он совсем выдохся, и присел на ступеньках какого-то заведения. Из его раскрытых дверей нестерпимо пахло съестным: «Харчевня…» Жадно втягивая ноздрями соблазнительные ароматы, он шарил глазами по толпе, пытаясь угадать того, кто согласился бы купить плащ, и тут случайно его интерес привлек один малый. Это был человек невысокого роста, – он сошёл бы за ребенка, если бы не рыжая борода, забавно курчавившаяся на почти детском личике, да огромный живот, выпиравший из-под куцего кафтана. Гилленхарт решил, что перед ним обыкновенный карлик, каких он видел не раз на базарных площадях во время представлений бродячих актеров у себя на родине. На прилавке у малорослика были разложены красивые поделки из горного камня; только людей, подходивших к нему, и рассматривавших изящные безделушки, интересовало совсем другое: о чём-то быстро перешепнувшись с хозяином, они торопливо совали ему в руку монеты и, получив взамен маленький, туго завязанный мешочек, быстро уходили, озираясь по сторонам. «Эге! – подумал юноша, – что-то здесь нечисто!..»

Но тут бородатый малыш заметил, что за ним наблюдают. Нескольких секунд ему хватило, чтобы понять состояние дел соглядатая, и, перехватив его взгляд, он неожиданно подмигнул:

– Что, человечец, не хочешь ли заработать? Ты издалека?

– Да, – не очень охотно вступил в разговор Юстэс. – Поиздержался в дороге.

– Вижу-вижу!..– сочувственно закивал головой продавец. – Ну, так я бы тебе помог, ежели ты на меня поработаешь.

– Что за работа? – помедлив для приличия, спросил Гилленхарт. Запахи, доносившиеся из харчевни, сводили его с ума.

Рыжебородый окинул юношу с головы до ног оценивающим взглядом:

– Да нечего делать! Перекусим, как следует, а потом проводишь меня до одного места, куда я укажу. Мне, понимаешь, нужна охрана, а ты – парень крепкий. И глаза у тебя – честные! – добавил он проникновенно. С ходу учуял, чем взять.

Последние слова немало польстили самолюбию Гилленхарта, рассеяв сомнения относительно выгодности предложения.

– Я согласен, – сказал Юстэс.

Глазки низкорослого заблестели.

– Тогда пошли! Путь неблизкий, надо ещё и поесть, и передохнуть, я-то с утра на ногах!

Быстренько собрав свои вещички, и не переставая тараторить, он дружески поманил Гилленхарта за собой:

– Идём, дружище!

– Зачем далеко ходить? – удивился Юстэс. – Тут бы и поели!

Но низкорослый замахал руками:

– Не больно-то я уважаю местную кухню! Из чего только готовит их повар своё жаркое?

Протолкавшись через базарные ряды, – казалось, им не будет конца , – они добрались до невысокого приземистого строения. Из открытых окон доносилось звяканье посуды, нестройные голоса, смех, а запахи, витавшие в воздухе, показались вконец оголодавшему рыцарю более сладкими, нежели все ароматы райских кущ!

– Вот и добрались! Вот и славно!.. – бормотал маленький купец. – Вот тут-то мы и отдохнём… Идём же, дружище, идём!

Но Юстэс встал как вкопанный.

Недалеко от входа на большом камне сидел юноша, примерно одного с ним возраста. В руках у него был небольшой инструмент – что-то вроде бубна. Отбивая ритм, он пел…

О, как он пел!..

Голос певца то взлетал ввысь, то падал до низкой хрипящей ноты. Дрожащие горловые переливы, нарастая до звучания нечеловеческой силы, заставляли ощутить сладкую тоску – напев совсем не вязался с солнечным светом дня. Но печаль та была светла, как летний дождь: прошелестят капли – и будет радуга.

– О чём он поет? – тихо спросил Юстэс у одного из тех, кто так же замер подле певца, очарованный колдовством его голоса.

– О том, что никогда уже не повторится, и лучше чего никогда ничего не будет… – отвечал тот, не оборачиваясь, и глядя куда-то вдаль, словно там, подчиняясь магическому пульсу мелодии, роились какие-то видения.

Внезапно витиеватый рисунок песни нарушил противный короткий вой: поодаль стояла кучка волчьеголовых, – они тоже заслушались, и один из них, задрав острую морду к небу, вдруг заголосил, желая то ли поддержать певца, то ли посмеяться над ним. Его приятели – толпа из шести-семи широкоплечих громил, – тут же покатились со смеху, громко и визгливо.

– А ну-ка, давай еще, Ярым! – завопил кто-то из них. – Покажи ему, как надо!

Певец оборвал песню на полуслове и встал, устремив на насмешников ненавидящий взгляд. Ворон, сидевший у него на плече, слетел вниз и стал торопливо клевать мелкие монетки, щедро разбросанные слушателями по мостовой у камня. Вольфорраны продолжали изгаляться: теперь они выли уже хором, кто во что горазд, прерывая свое «пение» взрывами хохота и непристойными колкостями.

– Что ты примолк, соловушка? – крикнул один из них, видя, что певец убирает в дорожную суму свой инструмент. – Или мы тебе не ровня?