Хроники Шеридана

Гадая, какое отношение имел погибший к трагедии, разыгравшейся здесь, путешественники разделили между собой его вещи: кинули жребий, и Ла Мане достался плащ, а Юстэс осторожно высвободил из мёртвой руки ненужный теперь ей меч. Коротышка же высокомерно отказался от трофеев, заявив, что негоже обирать покойников. Да только маленький пират лукавил: он первым наткнулся на не погребённые кости, и его товарищи так и не узнали, что на шее у скелета была массивная золотая цепь с медальоном, украшенным мелкими бриллиантами.

– Слишком длинный и тяжёлый… – разочарованно сказал Юстэс, и так и сяк повертев меч над головой, и сделав несколько выпадов в стороны.

– Под стать хозяину, – заметил Ла Мана, которому плащ погибшего тоже был сильно велик.

Только тут Гилленхарт обратил внимание, что скелет был очень крупным: сидя, он доставал ему до плеча, а кости ладони, упиравшейся в землю возле его ноги, были длиннее его ступни!

– Смотрите, прямо как у Бекета! – сообщил Коротышка, бесцеремонно засовывая указательный палец в дыру во лбу скелета.

Юстэс с размаху обеими руками воткнул меч в землю рядом с яблоней, что стала последним пристанищем безымянному великану, и зашагал прочь. Коротышка, натолкав по карманам яблок, засеменил вслед за ним. Ла Мана хмыкнул, и вытащив меч из земли, положил его на плечо и, путаясь в полах плаща, бегом кинулся догонять ушедших.

***

Просторный двор был уже запружен каретами и лошадьми, а гости всё прибывали и прибывали. По галерее Рио пробралась в сторожевую башню, что нависала над воротами, где через ров был опущен подъёмный мост. Сквозь узкую щель бойницы она смотрела, как дрожит на ветру пламя огромного факела, зажжённого у въезда на мост. Трепещущие языки огня отчаянно сражались с подступавшей со всех сторон тьмой, которая поглотила всё – и лес, и горы, и уснувшую реку, – кругом только бесконечная ночь и безумный танец снежинок. И там, где последним форпостом света пылал факел, и тьма казалась особенно густой и плотной, именно там внезапно появлялись из снежной круговерти запряжённые четверками блестящие кареты – и ей казалось: они возникают из ниоткуда… Может, так оно и было?.. Прорвав границу тьмы и света, экипажи стремительно проносились по мосту, точно там в темноте за ними кто-то гнался, и исчезали в жадной пасти ворот.

На какое-то долгое мгновение Рио даже показалось, что она видит сон, но холод, пробравшись в складки одежды, привёл ее в чувство и, вздрогнув, она побежала обратно.

В огромном зале среди огней и фонтанов прохаживались нарядные дамы и кавалеры. Со стен свисали гирлянды живых цветов, кругом перепархивали, весело щебеча, маленькие яркие птички, между гостями важно расхаживали роскошные павлины… Шимпанзе, одетые официантами, обносили гостей шампанским, ловко снуя от столика к столику, где на блюдах были навалены горы фруктов, пирожных и всевозможных сладостей. В центре зала самым удивительным образом был устроен ледяной каток. Лилась чудесная музыка – на балконе устроился небольшой оркестр – и чарующие звуки вальса сводили с ума кружащиеся на льду парочки.

Все это великолепие невидимая прислуга Замка устроила за то время, пока хозяйки были заняты переодеванием.

Вдоволь поглазев на всевозможные чудеса – приглашённых развлекали артисты и фокусники, оценив великолепное угощение, и подставив исподтишка подножку парочке хвостатых официантов, – девочка заскучала и присоединилась к Каггле, которая вместе с Пьеттро, разряженным в пух и прах, встречала у входа в зал запоздавших гостей.

Трое, прибывшие самыми последними, заслуживали особого внимания.

Двое мужчин и женщина – очень высокие, длинноволосые, в чем-то неуловимо схожие между собой, – они были прекрасны, словно боги, сошедшие с Олимпа!… И хотя их лица, как и лица многих гостей, наполовину скрывали маски, но всё – осанка, походка, гордая посадка головы, – всё подсказывало, что эта троица очень и очень отличается от остальных. При их появлении атмосфера зала неуловимо изменилась: на мгновение стали тише музыка и голоса, чуть замерли вальсирующие пары, застыли брызги фонтанов – казалось, все и вся затаили дыханье… Но женщина сделала лёгкий повелительный взмах рукой – и веселье покатилось своим чередом.

Каггла машинально присела перед ними в глубоком реверансе, Пьеттро просто переломился пополам, а Мэрион – она как раз сунула в рот леденец – так и застыла столбом, хлопая глазами, как глупая кукла. Пришельцы, чуть приостановившись в дверях, вежливо, но едва заметно, кивнули – одновременно и хозяевам, и всему залу, – и прошествовали к устроенному в дальнем конце зала возвышению.

Там, на ковре из пятнистой шкуры неведомого зверя, стояли полукругом три стула с высокими спинками и, чуть поодаль – низенькая, обитая бархатом, скамеечка. На эту-то скамеечку и села Каггла, в то время как эти трое расположились на стульях, больше похожих на королевские троны. У ног женщины лёг, невесть откуда взявшийся, огромный белоснежный пёс, похожий на дога. Тут же рядом бесшумно возник Пьеттро – на подносе четыре искрящихся бокала…