— Ты продолжаешь противиться очевидному? Напрасно, Китана. Но, если желаешь, я подкреплю свои слова делом. Ты начнешь изучать обстановку в Эдении и вскоре примешь на себя правление в качестве моего наместника.
— Большего унижения невозможно и вообразить, — бросила она.
— Отчего же? Эдения уже побеждена и под моей властью. С этим ты ничего не поделаешь, и тебя это не касается. Я ничего у тебя не отнял: когда Эдения пала, ты еще не имела никаких прав на престол, а в будущем у Джеррода мог появиться более желательный наследник. Ты же знаешь, что трон Эдении веками передавался преимущественно по мужской линии, правда, Китана?
Китана промолчала. Ей было дурно: голова кружилась, как после сильного удара, а по телу пробегала мелкая дрожь.
— Как только ты научишься управляться со своими соотечественниками, — сказал Император, презрительно выговорив последнее слово, — я перестану вмешиваться во внутренние дела Эдении. Разумеется, если твое правление будет разумным — а иного я не жду от своей дочери. На этом нам придется закончить беседу. У меня много дел, и у тебя тоже. К нам прибывают гости из Эдении, Китана, и сегодня же вечером у тебя будет возможность поприветствовать их уже в новом качестве. Обдумай, что скажешь им, ведь тебе придется иметь с ними дело, когда приступишь к своим обязанностям.
Шао Кан протянул руку, которую Китана приняла, и проводил ее до двери, хотя никакой необходимости в исполнении церемониала не было.
— Помни, я дал тебе достаточно времени, чтобы подумать, и проявил все возможное снисхождение. Надеюсь, ты проявишь то благоразумие, которое отличало тебя прежде. Не только ради себя. Твоя мать тревожит меня в последнее время, — сказал он, на мгновение задержал ее руку в своей ладони, а потом распахнул перед ней дверь.
Часть 4
Китане пришлось собрать все силы, чтобы, сохранив безмятежный вид, добраться до своих комнат. Едва переступив порог, она сползла по стене на пол и, подтянув к груди колени, затряслась от беззвучных рыданий. Испуганные служанки заметались вокруг, наперебой предлагая подать воды, проводить принцессу в спальню, позвать королеву, однако она не замечала их и не различала испуганных голосов. Наконец, одна из служанок выскользнула за дверь и вскоре вернулась вместе с Саб-Зиро. Китана размазала по лицу сыпавшиеся градом слезы и попыталась встать, однако ноги ее не слушались. Ниндзя жестом отослал служанок. Они торопливо повиновались молчаливому приказу, но Китана чувствовала кожей каждый брошенный на нее любопытный взгляд, и ей казалось, что она слышит насмешливые перешептывания. Заперев дверь, Саб-Зиро приблизился, протянул руку. Китана не двинулась, пригвожденная к месту противоречивыми чувствами. Ей нужна была помощь, ей необходима была забота, равно как и сочувствие, и утешение. Но принять это от него было выше ее сил. Она не могла и не хотела быть слабой, и в особенности перед ним. Обманчивое спокойствие, принесенное в их противостояние заключенным перемирием, оказалось затишьем перед бурей.
— Явился убедиться, что цель достигнута? Императору мало было самому лицезреть мое унижение? — проговорила она сквозь затихающие рыдания, глядя ему прямо в глаза. — Смотри же, наслаждайся.
— Я не за этим здесь, — глухо сказал Саб-Зиро.
— А зачем же? Помнится, недавно ты смотрел на меня со вниманием, достойным лучшего предмета. И что теперь, я уже не так интересна? Ты наблюдаешь за мной так долго, Би-Хан, следишь за каждым моим движением — не из праздного ведь любопытства? Теперь ты дождался того, что хотел увидеть? — прокричала она. — Теперь ты доволен?
Каменные стены возвращали Китане отголоски ее слов. Она осыпала Саб-Зиро обвинениями, которые не осмелилась высказать Шао Кану, снова и снова переживая сокрушительное поражение после заранее обреченной борьбы. Слова звучали так жалко и бессильно, что ей было стыдно за себя. Еще недавно Китана представить не могла, что опустится до такого бесчестия. Шао Кан, как все внешнемирцы, презирал слабость и учил ее тому же. Она должна скрывать свои чувства, не показывать ни усталости, ни страха, ни боли, превозмогать себя, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения в ней.
Среди воинов Императора не было места слабакам. Сильные правят миром. Сильные решают, кому жить, а кому умереть, освободив место для более достойных. Будь храбрым воином, храни верность своему Императору и в жизни, и в смерти, не нарушай данных клятв — что могло быть проще? Китана любила то, во что верила. До тех пор, пока Синдел в одночасье не разрушила ее жизнь своим нелепым признанием.
Уж лучше б она унесла эту тайну с собой в могилу…