Читаем Хроники старого меломана полностью

Уже поздней осенью мы выступали на всеармейском окружном конкурсе и заняли первое место. Вместо ценных призов начальство клятвенно пообещало, что отправит в запас до ноябрьских праздников, а это дорогого стоило. И, вот он, последний день на армейских подмостках. Днём обязательный концерт, посвящённый 7 ноября: первое отделение отыграл новый коллектив, затем мы. Вечером танцы и отвальная, незабываемый день! Оторвавшись по полной программе и махнув рукой на все запреты, «Военная романтика» зажигала в этот вечер ничуть не хуже отвязанных рокеров. Группа выдала все, что умела. Сейчас держу в руках ту самую тетрадь с текстами песен, которую клал на «бочку» вместо пюпитра, и сам удивляюсь объёмному репертуару. В конце тетради наткнулся на символический трек-лист для трёх пластинок-гигантов. Эх, записать бы собственный винил на «Мелодии»… Я был романтиком и мечтателем. Увы, никто из нашей группы так и не стал профессиональным музыкантом — на отечественных музыкальных грядках всяких ВИА и без нас хватало.

В последний раз мы выложились полностью, скинули форменные пиджаки и отстегнули галстуки. Перед финальным номером я объявил:

— Товарищи офицеры, дорогие друзья! Ансамбль «Военная романтика» прощается с вами!

И грохнул вступление криденсовской «Proud Mary». Толпа дёрнулась под неведомые ритмы кантри-рока и стала топтать пол. Я зарычал:

Left a good job in the cityWorking for the man every night and dayAnd I never lost one minute of sleepingWorrying about the way things might have been

Заведённая публика прониклась драйвом чужого шлягера. Потные лица, восторженные взгляды, клубки ритмически дёргающихся тел. Это был угар! Вот, когда я впервые почувствовал обратную связь и энергетику зала, о которой часто говорят артисты. Первый и последний раз! Всегда, слыша знакомое вступление, на волне ностальгических воспоминаний воскресает давно забытое волнение. В конце номера я манерно швырнул в зал барабанные палочки и встал.

Через пару дней мы прощались с полком. Мне увозить было нечего, а вот остальные музыканты тащили с собой несколько деревянных контейнеров из-под авиационных приборов. Пацаны заботливо уложили туда усилители, микшерский пульт, «примочки» для гитар, микрофоны. Командир ТЭЧ заволновался и стал проверять содержимое. В общем, криминала не нашли и после бурных объяснений и препирательств разрешили вывезти из части наше оборудование. В Лиде мы разделились, основная масса поехала московским экспрессом, а я прямым до Питера. Служба закончилась, впереди ждала вольная жизнь и новые рубежи.

МЕСТО РАБОТЫ — ЛЕНФИЛЬМ

7 ноября встречал дома, а после праздников направился в училище, которое успело переехать с набережной Карповки в здание бывшего лицея на Кировском (Каменноостровском). Старинное здание находилось аккурат напротив дома, где жил Алекс Зубковский, и где произошло судьбоносное знакомство с зарубежным роком. Стены новые — преподаватели старые. Меня помнили и на законных основаниях, которые давала служба в СА, включили в приказ о восстановлении. Учебный год уже начался, и переростка, которому пошёл уже двадцать второй год, с интересом разглядывали пацаны, недавно перешедшие на третий курс.

Выпуск моей старой группы состоялся ещё год назад, но кое с кем из прежних знакомых краснодеревщиков я встречался. И, конечно, среди них и мой старый дружочек Игорь Агафонов, который не без моей помощи подсел на рок-музыку, стал принимать деятельное участие в покупках-обменах пластов.

В декабре 1972-го года приехали в Питер мои армейские друзья. Боря Зонов, Игорь Зубаков и Юрка Портнягин. Однополчане целили в институт Культуры. Ребята проявили настойчивость: пошли на подготовительные курсы и устроились работать. На следующий год двое благополучно поступили, а вот Портнягин куда-то пропал, кажется, провалил экзамены. Все годы учёбы мы поддерживали дружеские связи. Сейчас о ребятах мне ничего не известно, вдруг откликнутся?

Жилось голодно. В феврале 1973-го, чтобы как-то пополнить скудный семейный бюджет, я устроился в отдел вневедомственной охраны при Калининском Райисполкоме на должность техника по сигнализации. Работа простая и особых навыков не требовала. Ночью, если срабатывала сигнализация, на объект выезжала тревожная группа и я с ними. Было несколько задержаний, но чаще всего ложное срабатывание. Вызывали ответственного («хозоргана»), который дарил ментам бутылку-другую алкоголя, чего закусить, и подписывался акт. Мы возвращались в отдел и принимали на грудь. Утром я ехал на занятия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное