Хроники странствующего кота

Нет, они не просто разглядывают, они нас внимательно изучают! Пытаются определить, не представляем ли мы угрозы. Наверное, мы слишком далеко от них, вот они и хотят убедиться. Если б могли рассмотреть поближе и увидели, что это всего лишь человек с котом, сразу бы успокоились.

Учитывая их размеры, лошади могли не волноваться по нашему поводу, но животные повинуются инстинкту. Хоть они и большие, но все-таки травоядные, и генетическая память подсказывает им, что хищники всегда охотятся на травоядных. Поэтому они такие пугливые. А вот мы, коты, мы хоть и мелкие, но принадлежим к охотничьей породе. Все охотники по природе своей – бойцы. Мы тоже настороже, когда сталкиваемся с чем-то неизвестным, однако, когда дело доходит до битвы, мы готовы схватиться со зверем, намного превосходящим нас по размерам! Поэтому, когда собаки пытаются задирать нас, все кончается для них печально – они с воем поджимают хвосты. Даже если эта собака в десять раз крупнее кота… дайте ее нам, мы ей покажем!

Мне кажется, собаки давным-давно разучились охотиться. В наше время даже охотничьи псы преследуют дичь исключительно для забавы хозяина и сами не приканчивают ее, не убивают. В этом главное отличие котов от собак. Даже в охоте на какую-то ничтожную мошку для кота главная цель – прикончить добычу.

Вот в этом и различие между животными – в инстинкте убивать свою жертву. То есть живет в тебе эта страсть – или нет ее. Лошади в десятки раз крупнее котов, но я их совершенно не боюсь.

Меня вдруг обуяло чувство гордости. Потому что я кот и до сих пор во мне жива природа охотника. И как боец, я не собираюсь отступать перед тем, что ждет впереди Сатору.

Некоторое время лошади пристально рассматривали нас, но потом, убедившись, что мы им не опасны, принялись снова щипать траву.

– Да, пожалуй, действительно далековато, но, может, получится снять их на камеру.

Сатору достал мобильник из кармана. Чаще всего он фотографировал на камеру меня. Но лучше бы ты не снимал мобильником этих лошадей, Сатору.

Когда Сатору вытянул руку с мобильником в направлении лошадей, те снова подняли головы и выгнули шеи. И снова настороженно подняли уши. Они пристально наблюдали за Сатору, совершавшим непонятные телодвижения.

– Нет, слишком далеко… – с сожалением сказал Сатору и убрал мобильник.

Но лошади продолжали смотреть на нас. Они не спускали с нас глаз, пока мы брели обратно к машине, и, только когда дверцы захлопнулись, снова принялись щипать траву. Простите нас великодушно. Мы потревожили ваш покой!

Есть же на свете такие существа… которые живут вот так, хотя могли бы прикончить нас с Сатору одним ударом.

Если их природный инстинкт велит им вести подобную жизнь, то мое счастье, что я родился котом и инстинкт велит мне бороться за жизнь. Я никогда не спасую – даже перед огромным зверем, во много раз крупнее меня. Хорошо быть отважным, внушающим трепет котом!

На всякий случай еще раз повторю свою мысль: эта встреча с лошадьми имела для меня бесценный опыт.

На пути стали попадаться совсем диковинные пейзажи – я никогда прежде не видел таких. Березы с белыми стволами, рябины, сплошь усыпанные алыми гроздьями ягод.

Сатору рассказывал мне, как называется то, как называется это… и про то, что у рябины ярко-красные ягоды, тоже сказал. Как-то один ученый, выступавший по телевизору, заявил, что, мол, кошкам трудно различать красный цвет.

– Ух ты! – вскричал Сатору. – Какие алые гроздья на этой рябине!

Так я узнал слово алый.

Наверное, мы с Сатору каждый по-своему воспринимали этот цвет, но теперь я знал, как цвет, который Сатору назвал алым, выглядит в кошачьих глазах.

– А вот на той рябине гроздья еще даже не покраснели…

Увидев из окошка рябину, Сатору всякий раз принимался сравнивать цвет ягод. Так что я, можно сказать, стал экспертом по оттенкам красного. И научился различать их – в пределах моего кошачьего зрения, хотя, наверное, мы с Сатору видели это каждый по-своему. Но во всех оттенках доминировал один и тот же цвет – красный. Я до конца своих дней не забуду названия всех этих оттенков, которые в тот день перечислил мне Сатору.

Мы также проезжали мимо полей, на которых сбор урожая – картофеля, тыкв – был в самом разгаре, а на иных полях все было пусто, урожай уже собран.

Выкопанный картофель крестьяне собирали в мешки такие огромные, что в них, наверное, могло поместиться несколько человек. Потом эти мешки оттаскивали на край поля. И складывали в кучи.

А огромные пирамиды тыкв лежали прямо на черной влажной земле.

А еще там и сям на пологих склонах холмов я заметил множество гигантских пластиковых свертков… я даже не сразу понял, что это такое и кто оставил здесь эти игрушки. Но оказалось, что в этих свертках – скошенная трава.

– Зимой здесь выпадает очень много снега, поэтому местные жители косят траву до начала снегопадов, чтобы у скота зимой был корм.