Хроники сыска

Пятьсот рублей подарить приюту графини Кутайсовой, коего я являюсь одним из попечителей.

Особо внести в кредитные учреждения капитал в десять тысяч рублей, с перечислением процентов от них в пользу города Нижнего Новгорода на устройство казарм.

Иван Бурмистров.

Свидетелем был государственный лесничий губернский секретарь Иван Петрович Турусов.

Писал завещание нотариус потомственный почетный гражданин Парфен Семенович Антов, заверил помощник его личный почетный гражданин Андрей Александрович Подгаецкий».

– Ну-с, господин Подгаецкий, расскажите теперь, как все было на самом деле.

– Да так вот и было, как всегда такие дела случаются. Где-то в начале февраля Бурмистров приехал к Парфену Семеновичу и попросил дать разъяснения, что станет с его капиталом, ежели вдруг он умрет без завещания. Антов, конечно, ответил: четверть движимого имущества вдове, а все остальное – его брату, Дмитрию Михайловичу. На это Иван Михайлович сказал, как будто про себя: «Значит, меня не обманули».

– Что, по-вашему, это означало?

– Видите ли, Анастасия Павловна не пользовалась симпатией тех Бурмистровых, а между тем именно Дмитрий Михайлович держал в руках семейное дело. Для нее была явная опасность остаться после смерти мужа нищей, и кто-то из знакомых об этом сказал.

– Гаранжи?

– Что «гаранжи»?

– Вы не знакомы с отставным поручиком Василием Гаранжи?

– Не имею чести.

– Ладно, пойдем дальше. Эта беседа состоялась в первых числах февраля. А десятого марта Иван Михайлович приехал со свидетелем и надиктовал завещание?

– Да. Он приехал перед обедом. С ним был некий Турусов, лесничий Шуваловской дачи. Бурмистров потребовал немедленно сделать его духовное завещание и законным образом зарегистрировать его. Парфен Семеныч быстро составил текст на основе устных указаний завещателя и переписал его своей рукой. Так положено, ежели это в конторе делается, а не у себя дома на смертном одре, например.

– Я знаю, продолжайте.

– Да все уже. Я внес необходимую запись в реестр, взял пошлину…

– Господин Подгаецкий, вы настаиваете на своих показаниях? Вам известна уголовная ответственность за ложные сведения следствию? А за соучастие в убийстве?

– Потрудитесь пояснить, господин коллежский советник, что вы имеете в виду? – агрессивно, без тени смущения парировал помощник нотариуса.

– Вы понимаете, чем рискуете? Гаранжи уже убил двух человек. Вы следующий – он не оставит в живых такого свидетеля.

Щеки у Подгаецкого порозовели, в глазах мелькнуло на миг сомнение, но тут же ушло.

– Я готов повторить свое показание под присягой. Сверьте почерки!

– Наука еще не умеет безошибочно отличать подделку почерка, и вам это известно. Есть другие доказательства?

– Доказательство – это мои слова. А у вас есть чем их опровергнуть?

– Пока нет.

– В таком случае, господин коллежский советник, позвольте откланяться.

Так Благово потерпел второе поражение подряд. Неужели будет, как тогда с Лельковым? Бурмистрова говорит – весь город смеется… А что поделаешь? Не отправишь же человека на каторгу, не имея доказательств. Может быть, Лыков нароет что-нибудь в Молитовке? Но Павел Афанасьевич уже почувствовал руку хорошего организатора всего этого преступления. Гаранжи – больше некому. Вон как этих двоих срепетировал: не подкопаешься!

Начальник сыскной полиции взял лист бумаги и записал основные направления следствия. Обыск на даче, встреча с Бурмистровым-младшим, разыскания на Кавказе. И самое главное – допрос кухарки. Если будет доказано, что перепелов готовили в разной посуде – Гаранжи конец!

Размышления его прервало появление подполковника Курилло-Сементовского, помощника полицмейстера, красавца и первого в городе бабника.

– Паша, – спросил он, располагаясь на диване (Благово спал на нем, когда ночевал в управлении), – что у тебя случилось с Дмитрием Бурмистровым?

– Вызвал его на завтра на допрос. А что?

– Он только что ушел от меня. Донельзя возмущенный! Якобы ты грозил привести его в управление полиции силой.

– И приведу, если не явится сам. Представляешь, этот нахал передал через секретаря, что ожидает меня для беседы у себя дома. И время назначил: с двух до трех. Каково?

– Недурно пущено. К нему домой и я бы не поехал. У Бурмистрова садовник получает столько же, сколько мы с тобой, вместе взятые.

– Не может быть! – ахнул Благово. – Садовник – как два подполковника? Это ты загнул, мон шер.

– Зуб даю! Вот у тебя какое содержание?

– Полторы тысячи жалованье, затем квартирные, и еще на дрова и на свечи. На круг выходит около двух тысяч рублей.

– Ну, и у меня примерно столько же. То есть собственно жалованья мы с тобой имеем на двоих три тысячи. Именно столько получает бурмистровский садовник-немец, и это – на всем готовом!

– Вот и лови им после этого убивцев, – пригорюнился Благово. – А помрешь нищим… Ладно, Митрофанчик, – царю-батюшке виднее. Давай выпьем чаю. С горя.