Хроники турбулентости 2020-2023

Мои родители ещё при советской власти вели весьма приятный образ жизни. Мы выезжали в горы кататься на горных лыжах, летом ходили на яхте под парусом, в остальное время занимались лошадьми при Московском ипподроме (я конкуру и выездке предпочитал игру на бегах в старших классах школы). Всегда приходили гости: учёные, дипломаты, врачи, кинодеятели, театральная публика, переводчики, просто старые их институтские друзья. Всегда было что выпить и закусить, мы приспособились жить весьма недурно – помогали не столько деньги, сколько хорошие отношения с разными людьми, я также столы заказов при гастрономе “Новоарбатский” и у них в министерствах. Дачи у нас не было, как-то эта культура ковыряния в земле нас миновала. Зимой мы ездили в горы, на Кавказ, на Чегет, а летом на море, в Крым, на западный берег. В рестораны мы ходили не очень часто, мне там не нравилась гадкая атмосфера и гадкая еда; только по воскресеньям я ходил с отцом обедать в “Прагу”, потому что очень тогда любил цыплёнка табака. Вот дед мой по отцовской линии любил рестораны, и всегда мой себе позволить: он уважал ресторан “Яр” при гостинице “Советской”, “Арагви”, “Прагу”, “Славянский базар” и “Узбекистан”. Он всегда говорил с чудесным еврейским акцентом: “Хорошо покушать – это уже большое дело”. Мог себе позволить: вернувшись в войны искалеченным в битве под Прохоровкой, Моисей Израилевич Котляр уже не мог работать руками, ибо они у него были перебиты осколками, а ключицы раздроблены пулёметной очередью. Ему пришлось включить свою еврейскую голову и делать бизнес – организовать нечто вроде частного совхоза по производству и реализации плодоовощной продукции. Бабушке по материнской линии тоже надо было выживать после войны; по образованию она была певицей, но на ней стояло клеймо дочери репрессированного врага народа (её отец, мой прадед, был землевладельцем до исторического материализма, а при НЭПе снабжал шахты лесоматериалами), что ему припомнили 1938 году; пришлось бабушке в 32 года (1948 год) организовать цех (неформальный) по производству женской одежды, что она тщательно от всех скрывала как нечто постыдное. Своим детям, моим родителям, они запрещали даже думать о бизнесе, это было вынужденное и подрасстрельное занятие, и те стали врачами и учёными, а кем ещё можно было стать при советской власти, если только не партийным или профсоюзным деятелем, чтобы иметь всю полноту и при этом стабильность жизни?

Мои детские мечты были о пятипроцентной ренте как основе благополучия. Первые познания я получил от дедушки и бабушки – у них были советские трёхпроцентные облигации. Я никогда не любил русскую литературу за депрессивность и плохие концы; мне всегда нравился Бальзак, и больше всего меня интересовали возможности жить на постоянный доход от семейного капитала, роялти и другие пассивные доходы. Семейный капитал, который к концу 1980-х годов составлял более 100 тысяч рублей, гикнулся, жить стало сложнее. Не то, чтобы мы сильно просели в образе жизни, но моим родителям, людям уже не молодым, родившимся ещё перед войной, пришлось перестраиваться под новые реалии. На последних курсах я подружился со своим однокашником Антоном Луи и немного потусовался с ним и с Виктором Луи, который уже сильно болел. Не могу сказать, что их образ жизни в Переделкине произвел на меня большое впечатление, больше меня поразила неслыханная аристократическая щедрость этой семьи. Моим родителям и мне никогда не было свойственно жлобство, но семья Луи впервые удивила меня размахом своего гостеприимства и великодушия. Слава Богу, что они могли себе это позволить и Господь всегда их поощрял за душевную широту.

Я поступил в аспирантуру, но тут связался с плохой компанией, и у меня появились деньги, мобильный телефон размером с анатомический атлас, иномарка, я бросил аспирантуру в МГУ и пошёл переучиваться в Плехановский, на маркетинг промышленных товаров. Окунувшись с головой в тогдашний бизнес, я быстро понял, что нет во мне неодолимой тяги к стяжательству, не готов я убивать и быть убитым за деньги. Хотя опыт службы в армии (я не косил от армии, а в ней послужил срочную, пока она от меня сама не откосила), мне пригодился в 1990-е годы. Я не могу ни осуждать те времена, ни не осуждать. Я только вынес одно понимание – если б не органы госбезопасности, которые все клянут или лижут, но тоже при этом тихо клянут, то не было бы никакой России. Россия – классная страна, я это могу засвидетельствовать как человек, проживший много лет на Западе, причем в благополучнейшем Техасе, в богатой и благополучной субурбии набитого деньгами Хьюстона.