Следующий сюжет, ещё один элемент сложной системы – это правила МВФ касательно национальных валют. Там использовался принцип, придуманный англичанами для колоний, который назывался currency board, валютный совет. По-простому: есть валюта метрополии, допустим, доллар США. И есть валюта если не колонии, то некогда податливой страны, например, России, её деревянный рубль. И вот есть у России 100 миллиардов долларов в золотовалютных резервах. В рамках этого валютного совета она может выпустить местных фантиков на сумму 100 миллиардов долларов, умноженных на курс рубля-фантика по отношению к доллару, который устанавливается местным центробанком. Если курс 100 рублей за доллар, то рублей можно иметь 100 умножить на 100 миллиардов, получается 10 триллионов рублей. Если объём экономики больше, и, составляет, скажем, 50 триллионов рублей, то МВФ это слабо волнует. Подумаешь, в российской экономике денег не хватает, кому из цивилизованных стран есть до этого дело? У них денег в полтора, в два раза, в три раза больше, чем объём ВВП, а у России денег меньше половины от необходимого, и кому интересно, что Россия задыхалась от безденежья, не могла расти?
Одна нога в капкане, другая на граблях
И вот тут Запад попал одной ногой в собственный капкан российского безденежья, а другой ногой наступил на собственные грабли, которыми выгребал российское сырьё и энергоносители. Желая уничтожить Россию силами безмозглых украинцев, Запад помимо прочего, обложил Россию санкциями невиданной масштабности и жёсткости. Прежде всего – наступил России на денежно-кислородные шланги. А Россия всё дышит. И дышит вольготно. Почему? Потому что из-за хронического безденежья у России сложилась вовсе не западная конфигурация экономики. Российские предприятия не пользовались в тех же объёмах банковским кредитом, как предприятия западные, закредитованные по самое немогу. И российские граждане, набравшие кредитов на автомобили, не имели такой же долговой нагрузки, как американские домохозяйства, у которых кредитов на несколько годовых доходов. Дело ещё в том, что Запад не учёл особенности российских домохозяйств: в отличие от США, где половина граждан живёт в съемных хатах, а другая половина находится в тридцатилетнем ипотечном рабстве, и в отличие от той же Франции, где 80 процентов граждан снимают жильё, россияне в массе имеют хоть какое-то, но своё жильё. Стоимость ЖКХ несравненно ниже по отношению к доходам, чем на Западе. Множество социальных сервисов в России бесплатны: медицина, лекарства для пенсионеров, транспорт для пенсионеров или обходятся дёшево, как общественный транспорт. Продукты питания недорогие, особенно хлеб, овощи и птица. То есть выжить, хоть и крайне скромно, можно на свои, не прибегая к помощи банков. И, ещё немаловажный фактор, в России у половины горожан есть дачи и земельные участки, и 70 процентов из них выращивают там что-то для себя. Четверть населения просто живёт на земле и сама себя во многом обеспечивает. То есть частично натуральный уклад российского хозяйственного способа производства оказался демпфером, смягчившим до полной переносимости смертельный удар Запада. Ни одна страна Запада такой удар бы не вынесла, а России хоть бы хны. И уход западных брендов оказался на руку экономике и финансовой системе – стало нужно меньше валюты для закупок импортных товаров. И российский рынок тут же реконфигурировался под новые бренды и логистические цепочки – машины пошли из Китая массово, российский автопром воспрял, еды производится с избытком, а временные перекосы с топливом и прочими товарами будут выправлены. Россия нашла доступ к микрочипам, и выросло производство компьютеров; Китай же вообще начал выпускать чипы лучше, чем Тайвань, а это ведёт к краху американскую индустрию микроэлектроники, одну из основ технологического могущества США.