Он вывел нас на улицу и довел до площади, на которой уже были собраны сотни полонянок. Откуда-то подвезли полевую кухню. Бойцы вволю накормили нас кашей. К чаю выдали по большому ломтю хлеба. Здесь мы провели весь световой день. А вечером, построив нас в колонну, два автоматчика сопроводили на территорию того самого немецкого лагеря, узниками которого мы были несколько дней назад.
А сколько слез радости освобождения было пролито женщинами в этот день, сколько поцелуев подарили девушки нашим бойцам.
В лагере тем временем налаживался новый распорядок дня. Кормили три раза в день. Не разнообразно, но сытно. Особенно в сравнении с рационом гитлеровцев. Остальное время мы были предоставлены самим себе. Можно было все, кроме выхода за пределы лагеря.
В одном из помещений расположились несколько офицеров особого отдела. Туда, согласно заранее составленным спискам, по одной вызывали бывших пленных женщин. Там побывала и я. Отвечая на вопросы особистов, рассказала кто я, откуда родом, когда и за что была угнана в Германию, где и на каких работах была занята. Кто мои родители, есть ли братья и сестры, где они сегодня.
Все эти сведения, объясняли нам, необходимы для оформления документов и отправки по домам. А кроме того, чтобы отделить от бывших пленных тех, кто стал «фольксдойч», служил фашистам, забыв о Родине.
« « «
Через месяц ее отправили домой в Белоруссию. Она поступила в педучилище. Но это уже другая история.
Контрибуция
Приезжая раз в год к деду в деревню Абраимовка Горецкого района Белоруссии, я не мог не заметить контрасты обычной деревянной избы — пятистенки и дорогой мебели, достойной барского поместья или мемориального музея жителя девятнадцатого века.
Диван и два кресла из какого-то набора мебели натурального красного дерева, по которому шла ручная резьба. Сиденья и спинки, покрытые толстым, ярких цветов, шелком. Сквозь протертые многими задами за десятки лет дыры проступал длинный темный то ли лошадиный, то ли человеческий волос.
И еще. Щи зимой или холодный свекольник летом в этом доме ели серебряными ложками с монограммой на латинице.
Откуда? Этот вопрос в один из летних дней я задал деду Харитону Ивановичу.
— Спроси у отца, — был его ответ.
Отец на этот вопрос дал детальный ответ. Все эти вещи и предметы были контрибуцией, полагавшейся капитану Советской Армии, с первого до последнего дня, прошедшего все тяготы Великой Отечественной. А оказались они в белорусском селе, поскольку в 1946 году отец был переведен из Брест-Литовска на Дальний Восток в Ворошилов Уссурийский. Тащить в такую даль импортную мебель было дорого и нерационально. А потому ее оставили в Белоруссии.
Продолжая тему контрибуции, отец поведал, что на его глазах офицеры с более высокими званиями, генералы вывозили на территорию СССР целые вагоны мебели, посуды, картины, другие художественные ценности.
Помолчав и, пристально заглянув мне в глаза, сказал, словно отвечая на мой немой вопрос:
— Не знаю. Может это и правильно. Вспомни, что они сотворили с нашей страной. А может и нет. Забирали у немцев практически все, что представляло малейшую ценность. А посчитал ли кто, сколько украли интенданты, распределявшие эти ценности?
Примирение?
В последние десятилетия на территории Новгородской области стали появляться кладбища, в которых захоронены солдаты фашистской Германии. Это кладбища у деревни Савино, на выезде из Великого Новгорода в сторону Шимска. И что характерно, за ними следят, ухаживают. Их посещают сотни туристов из Германии. К ним приезжают (правда, сейчас редко, мало осталось в живых) немцы, противостоявшие нашим войскам в этих местах в Великую Отечественную.
Такому течению событий в большой мере способствовало то, что немцы осудили и поставили вне закона любые намеки, попытки возродить фашистскую идеологию. А мы… Да кому мы по прошествии времени только не прощали!
В один из дней рождения я пригласил за стол своих друзей, товарищей. Один из них, зная мою тягу к истории, подарил фашистскую награду — «Железный крест» в идеальном состоянии. Крест, которым награждали только офицеров высшего ранга.
Не зная, куда его пристроить, я решил вручить его своему отцу ветерану войны (в то время ему оставалось жить полтора года).
Подарил. Отцу подарок понравился, вызвал ряд воспоминаний. А потом он вдруг замолчал, растерянно обернулся ко мне: «Что с ним делать? Хранить вместе со своими орденами?» У меня ответа не было. Только через определенное время я увидел фашистский орден среди тех, которыми был награжден отец, прошедший войну с первого до последнего дня, дравшегося под Сталинградом и Кенигсбергом, потерявшего в боях младшего брата.
Это что, тоже примирение?
Один из плеяды забытых
(Документальная повесть)
Предисловие
Семен Максимович Мирный — впервые услышал о нем из уст главного хранителя государственного Исторического музея Риммы Михайловны Семеновой, когда готовил заметку в «Комсомольскую правду» к 7 ноября 1975 года.