- Будут некоторые сложности. Меняющийся звук, свет, невозможность ориентироваться в пространстве… искусственные раздражители, все исчезнет, стоит переступить порог. Не так и сложно, правда? Начинайте, камрад.
Холодное лезвие коснулось лба, Вальрик рванулся было, но ремни не позволили сдвинуться и на миллиметр, только голос, не тот, что прежде, другой, велел:
- Спокойно. Боли не будет, но станешь дергаться, умрешь… или инвалидом останешься. Ты же не хочешь, чтобы тебя парализовало? Света дайте… больше… вот так.
Снова белизна. Тепло, выжигающее остатки памяти… Вальрик закрыл глаза, но свет упрямо пробивался сквозь веки. Не больно, но… он их убьет. Всех. Потом, когда ремни ослабнут. Что бы они там не сделали, он выживет. Ради мести.
Фома
Сегодняшний день отличался от прочих хотя бы тем, что Карл велел явиться в библиотеку, а не в лабораторию, которая изрядно надоела Фоме за эту неделю.
Он не жаловался, даже когда становилось больно, тем более, что боль, причиняемая Карлом, была скоротечна и поверхностна. Но была и другая, которая рождалась внутри головы, просачивалась в кровь и в результате каждый звук, запах, движение, свет обострялись до невозможности. От этой боли не было спасения, но Фома и не стремился спастись, поскольку вместе с участившимися приступами пришло понимание - он умрет и, судя по всему, скоро.
За резной дверью полузабытый мир, лабиринты стеллажей, разнокалиберные тома, нежный сумрак, запах пыли, слабый, скорее свидетельствующий о возрасте коллекции, нежели о том, что в библиотеке не убирали. Убирали - на светлом ковре ни пятнышка, а темная полировка столешницы блестит.
- Давай, заходи, - Карл сидел за столом, настраивая очередной прибор. - Садись куда-нибудь, лучше, если поближе.
Фома присел на стул. До невозможности хотелось пройтись, прикоснуться к стоящим на полках книгам, хрупкие листы и выцветшие чернила. Когда-то он мечтал оказаться в подобном месте, коснуться потерянных знаний, а теперь… не знания привлекали, но сама атмосфера покоя и уюта.
Черный экран прибора засветился изнутри, и спустя несколько секунд появилось объемное изображение - серо-стальной приплюстнутый шар, разделенный на две половины. Неровная поверхность испещрена извилистыми трещинами, чуть выше желтое созвездие огоньков, тонкие лучи которых иглами пронзали серую массу. И темно-красное пятно, ажурной паутиной зависшее между лучами.
- Не понимаешь? - поинтересовался Карл. - Это объемное изображение мозга, в данном случае твоего… лобные доли больших полушарий, а это, - указка коснулась желтых огоньков, - надкорковое образование искусственного происхождение. Понимаешь?
- Не очень
Фома на всякий случай еще раз внимательно посмотрел на экран. Это его… мозг? Такой вот неприглядный? Похожий на комок смерзшихся дождевых червей.
- Это и есть модуль, - пояснил Карл. - То, чего раньше, при рождении, не было. Пожалуй, это единственное, что я могу сказать. Раньше… до катастрофы, структура ульев была иной, не дифференцированной на модули. Развитие особи определялось степенью близости к матке, а теперь выходит… эволюция, следовало ожидать чего-то подобного. Правда, у солдат подобной структуры нет, предполагаю, что контролируется лишь незначительный процент особей, скажем, внешние модули и модули высшего уровня…
Карл замолчал, позволяя усвоить услышанное. Картинка на экране изменилась, сверху мозг выглядел еще более отвратительно, и форма не круглая, а скорее эллиптическая. Звезд стало больше, красная же паутина занимала почти четвертую часть площади.
- Интересно, что у сенсоров есть очень похожее образование, по количеству узлов и расположению сходство семьдесят два процента.
- Значит, я - сенсор?
Это единственное, что было более-менее понятно.
- Ну… в некоторой степени, - Карл присел и положил указку на стол. - Проблема немного в другом, во-первых, скорее всего модуль не только и не столько обеспечивал твое выживание, сколько передавал информацию.
- Какую?
Голова опять начала болеть, пока слабо, легкие вспышки тепла, даже не боль, скорее тень ее, предупреждающая, что еще немного и накроет волной ее. Но уходить нельзя, Фома чувствовал, что разговор этот важен в большей степени для него, чем дли вице-диктатора.
- Любую. Все что ты видел, слышал, ощущал. Вероятнее всего это был эксперимент, в ином случае не вижу смысла рисковать ценным материалом в лагере. А вот испытание в условиях реальной жизни, возможность социальной адаптации, причем в экстремальных группах, степень гибкости восприятия и границы… вполне укладывается. Дальше им повезло, что ты попал сюда, полагаю, узнали много нового… наша вина.
- Он хотел, чтобы я остался в Хельмсдорфе. Я нет. Он заставлял
Фома понял, что не сумеет объяснить этого давящего ощущения чужой воли, смешанной с чужим раздражением и обрывками чужих воспоминаний, но Карл понял.