"С прискорбием великим вынужден поведать я о гибели славных воинов… Новость сия великой печалью легла на сердце, ибо знал я людей этих, храбростью, силой да чистотой души славных, пусть примет их души Господь, которому служили они верно. Аминь. Но в силу обстоятельств определенного характера не могли мы умершим дать надлежащего упокоения. Оттого в мудрости своей брат Рубеус велел подвесить тела на деревья, дабы ни звери дикие, ни твари неведомые не потревожили покой павших. И поклялись мы: буде приведет кому либо из нас воротиться в места эти, погребение должное устроить".
Фома проговаривал слова про себя, и на душе становилось легче. Перед глазами стояли темные свертки — тела, перед тем, как поднять на ветки, укутали в плащи — а в ушах звучал спокойный голос брата Рубеуса:
— И да пребудут души их в мире…
В мире… какой может быть мир, когда вокруг война? Когда твари, стрелы, дубины и кровь? Почему лошади уцелели почти все, а люди погибли? Зачем вообще нужно было лезть в Проклятые земли?
И зачем брат Рубеус отдал Ингарову саблю твари? В этом поступке Фоме чудилось нечто оскорбительное, сродни настоящему святотатству, но разве ж его послушают?
Карл
После вони на объекте стерильный воздух мертвого города казался удивительно чистым и приятным. Во всяком случае первые несколько секунд. А все-таки неприятное место, хорошо, что нет нужды оставаться здесь и дальше.
Пустые улицы, мертвые дома, черные глазницы окон и чертова плесень цветными разводами. Не вляпаться бы, в той стороне, где предположительно находился север, плесени было больше, она разрасталась, пятна смыкались, стягивались и местами образовывали сплошной ковер, весьма мерзопакостный с виду. Поначалу Карл собирался обойти, но на осклизло-светящейся поверхности четкими черными пятнами выделялись следы протекторов. Ширина колес и характерный рисунок говорили в пользу военного транспорта, хотя конечно тогда половина транспорта была военным… и все-таки.
Сам грузовик так и стоял на выезде из города, прямо возле серой коробки пропускного пункта. Опущенный шлагбаум с запрещающим проезд "кирпичом" и вывеской, на которой на трех языках выведено — "Остановиться. Предьявить документы. Дальнейшее продвижение по пропуску категории "А"". У поста Карл задержался, не столько из интереса, сколько в надежде отыскать что-либо полезное, к примеру карту. Он даже в кабину грузовика заглянул — чисто и пусто, на сиденье автомат, фляга с водой и Библия — "Новый завет". Отчего-то книга взбесила…
— Сила человека в вере его, — худой проповедник вещал, облокотившись на кафедру, черные рукава свешивались вниз, а на запястье белел браслет Аркана. Человек изредка прикасался, точно проверяя, на месте ли, не исчез ли, человек ненавидел сидящих в зале. И лицемерно говорил о Боге.
— Сила народа — в единстве. Не президент, не канцлер, не король — но только Бог способен объединить нас в единый кулак! И сказано — воздасться каждому по заслугам его!
Слова патетичны, а голос вялый, леноватый, и видно, что не хочется ему говорить о Боге, что не понимает, зачем это нужно, и всего лишь исполняет приказ. Кто-то сверху решил привязать спецконтингент… или не привязать, а предоставить отдушину или возможность компенсации.
— Церковь осуждает убийство, — Марек позволил себе вклиниться в беседу, и человек вздрогнул, человек не ожидал, что с ним будут разговаривать. — Следовательно то, что происходит, противно воли Господа.
— Папа Римский, — легкое раздражение и пальцы, замершие на металле Аркана, — буллой своей ясно показал, что Церковь благословила войну.
— А Бог? — Марек нарывался, наверное, задумал что-то, Карлу же было все равно, в Бога он не верил и до инициации, а после — и подавно. Бог — это чтобы людям легче жилось, а да-ори оправдания не нужны. Да-ори делают то, для чего созданы — исполняют приказы. А уж тот, кто эти приказы отдает, пусть сам о своей совести и заботится.
— Бог тоже благословил? — Марек настойчив и нагл, глядит прямо в глаза проповеднику и тот отступает, смутившись. Но тут же берет себя в руки и громко, ясно и жестко отвечает.
— Его Святейшество, являясь преемником Иисуса Христа на земле и пастырем всей католической церкви, озвучивает официальную позицию церкви. И Бога в том числе.
А спустя три дня после той шутки Марек исчез. Признаться, тогда Карл испытал некоторое облегчение, все-таки глупо было бунтовать с арканом на шее… тогда еще никто не задумывался, что ошейник можно снять.
Библию Карл не тронул — черную обложку покрывала мелкая светящаяся сыпь плесени. Наверное, теперь это была очень святая плесень.
На блок-посте тоже ничего полезного не нашлось: колода карт, китель и фуражка с эмблемой британо-русской конфедерации, пара автоматов, значок снайпера третьей степени и бутылка водки. Водку Карл разлил по стаканам, которые нашлись тут же, и расставив на столе, сказал:
— Покойтесь с миром.
Вот уж вправду Аномалия. Прежде такой сентиментальности он за собой не замечал, но… пусть будет дань памяти.