Хроники везения и невезения

Робби с радостью послушался, метнувшись в сторону, потому что увидел «Неустрашимый»: мыслелет, доставленный сюда с вершины холма, стоял возле угла одного из кубов, его прозрачный купол почти сливался со стеной.

Стараясь не сорваться на быстрый бег, поминутно оглядываясь, Робби потрусил к мыслелету. Никто за ним не следил, всем сейчас было не до него. Он благополучно забрался внутрь шара, медленно покатил вдоль стены и скрылся за углом.

Два планетолета промчались высоко в небе над Виндзорским парком, направляясь к Дикому Полю.

Робби поднял мыслелет в воздух и полетел в ту же сторону, держась над самыми верхушками деревьев и при каждом удобном случае ныряя в зеленые тоннели аллей.

* * *

«Шестой сектор» оказался местом, где поле, образуя неглубокую ложбину, переходило в лилово-желтый подлесок. Еще издалека Робби увидел лежащее в ложбине «Пламя». Кусты и деревья вокруг были сломаны, перепутаны, несколько стволов рухнуло на планетолет; кажется, самый большой из них пробил черный купол. Но – хвала Высшему Разуму! – «универсал» не превратился в груду обломков, как с ужасом представлял себе Робби.

На поле перед местом аварии чернело полукольцо планетолетов, выскочившие из них спасатели быстро и слаженно прорезали какими-то крутящимися дисками путь к переднему люку корабля.

Робби облизнул губы и заложил вираж, стараясь идти против солнца.

Поглощенные своим делом люди не заметили прозрачный шарик, мелькнувший над деревьями, и мыслелет ухнул в кусты рядом с задним, грузовым люком «универсала».

Робби вылез, втянув руки в рукава и подняв воротник, чтобы поменьше царапаться о ветки. С дальней стороны корабля раздавались крики, визг инструментов и треск дерева, из «универсала» не доносилось ни звука.

Раздвигая ветви с мелкими лиловыми листками, Робби добрался до кормы и сразу понял, что отсюда проникнуть в планетолет не удастся. Даже если бы он знал, как открыть задний люк, он не смог бы этого сделать: при ударе корма зарылась в мягкую землю, и крышка люка на четверть погрузилась в нее.

Неподалеку раздался тонкий вскрик – скорее всего, завопила какая-то лесная тварюшка, но Робби показалось, что он слышит голос Мяушши внутри планетолета.

– Мяушш, я иду!.. Я сейчас!..

Не обращая внимания на колючки, царапающие руки, хватаясь за все, за что можно было ухватиться, он быстро полез вверх по упавшим на «Пламя» деревцам. Это оказалось не так уж трудно, и вскоре он добрался до того места, где на черном матовом куполе лежал ствол толщиной с его туловище. Дерево не пробило купол, как Робби показалось издалека. Только одна разлапистая ветка с желтыми листьями уходила внутрь «универсала», но не через рваную дыру, а через большое, идеально круглое отверстие.

Открытый люк?

Робби подобрался ближе и увидел, что это вовсе не люк, просто в куполе невесть как вырезали дыру с гладкими закругленными краями. Из дыры несло тошнотворным запахом горелого.

– Мяушша? – окликнул он, свесив голову через край.

Ему никто не ответил. Внутри ничего нельзя было разглядеть сквозь перепутанные ветки и листья.

– Мяушша! – снова позвал Робби, но в «универсале» царила жуткая тишина.

Лезть в черное отверстие было страшнее, чем катиться в мыслелете по ночному лесу, и, чтобы хоть немного совладать со страхом, холодным комом застывшим в груди, Робби полушепотом запел:

– В решете они в море ушли, в решете,
В решете по седым волнам…

Спустив ноги в дыру, он ухватился за ветку и начал спускаться.

– С берегов им кричали:
«Вернитесь, друзья!»
…Но вперед они мчались,
В чужие края,
В решете…

Запах стал таким невыносимым, что Робби замолчал, чуть не подавившись, и начал дышать через рот. Зато теперь он видел, что лезет не в темноту: освещение в корабле работало, сквозь листья пробивался слабый свет.

Цепляясь за ветви, которые становились все тоньше, Робби сумел спуститься еще на метр, а потом ветка в его руках с треском переломилась, и он упал на четвереньки между двумя рядами сидений. Вверх взметнулось облако мелкой черной пыли, заставив его закашляться.

– Мяушша! – сипло позвал он в серебристо– черный туман, сквозь который медленно падали желтые листки.

Свет исходил от единственного – поврежденного – экрана. Большой голографический экран медленно колебался перед пилотским отсеком, сквозь сильные помехи показывая то бурелом снаружи (тогда в кабине становилось почти темно), то далекое голубое небо (тогда вокруг светлело). Изображение дергалось, искажалось, рябило.

По-прежнему дыша через рот, Робби встал и огляделся по сторонам с дурацкой надеждой, что Мяушша сейчас бросится к нему из-за экрана или из-под какого-нибудь кресла…

Он широко раскрыл глаза, заметив, как оплавились, осели и перекосились все кресла. Светло-голубые стены над их спинками были исполосованы черными линиями, хаотически пересекающимися друг с другом… И повсюду лежала черная пыль: на полу, на сиденьях, на подлокотниках.