Хроники внутреннего сгорания

чтоб дожил и не расплескался,

чтоб увидел степную траву и сирени ветки.

Говорят, что тот, кто смерть повидать успел,

кто стоял среди черных орудий и мертвых тел,

у кого стекала по пальцам кровь —

мол, и жизнь он видит яснее, словно прозрел,

говорят, что Каин был земледел,

а Авель резал коров.

Но еще говорят, что в мире

места нет чудесам,

если душу туда источил, то виновен сам,

Говорят, что чудо — это источник бед

и должно быть истреблено:

огонь,

динамит.

Младший брат улыбается небу вслед:

он второго такого не сочинит.

Старший брат берет пистолет.

Говорят, что тот, кто ближе ходил со смертью,

будет сторожем младшему в черной земной круговерти,

и прикроет,

и сохранит...

7. ГЕНЕРАЛ И САМОЗВАНКА

I

Этот мир стоит на крови,

на костях,

на жертве.

Кто-то приносит в жертву себя, а кто-то других.

Это правильно: так входит кинжал под дых,

так на кресте умирают

ради прощения малых сих.

Так встают на последний путь — и бьет по глазам прожектор,

и становится не до тревог земных.

Но еще говорят: если старое выжечь дотла,

перекопать снарядами на метр в глубину,

то волшебный кристалл,

или песня

или странные зеркала

будут строить вокруг себя другую весну,

новый мир, где прямы дороги, чисты колодцы,

где ничем

никому

никогда

пожертвовать не придется.

верь мне, верь, —

возможно на свете всё,

и огонь, и кровь, и высокая синева,

верь мне — даже если не повезет,

даже если я неправа.

И она стоит перед ним, говорит ему,

он кладет ей руки на плечи и спрашивает: ты святая?

И в степи сквозь осеннюю

выгоревшую тьму

несколько травинок

пробивается,

прорастает.

II

Трусов в рай не берут — им туда нельзя.

В опустевшем соборе стоит тишина жестяная.

Шаг. Второй.

Сходятся два ферзя.

По традиции, белые начинают.

И не воют собаки. Не заливаются птицы.

Выбирает город. И время ждет.

Горожане стоят и ждут, когда все решится.

Кто-то жует захваченный бутерброд.

И когда генерал выходит и опускает руку устало, —

залп орудий

по заколдованному кристаллу.

Вот тогда выдыхают, как будто общество

как-то разом все осознало.

III

будь со мной,

направляй меня в самое жаркое в мире пекло,

отведи беду,

позови меня,

подтолкни.

кто страшнее — чума, толпа, человек ли?

кто зажжет впереди огни?

я сотру эту жизнь, я сумею построить новую,

я не сдался, даже в этот раз проиграв.

будь со мною — тенью, землей и кровью,

даже если я сто раз,

миллион

неправ.

Он встает, выдыхает и входит в поезд,

не думая ни о чем.

И едва различима тень за его плечом.