Хроники всего мира: Время расцвета

Подписала конверт, передала его с монеткой в маленькое окошечко телеграфисту, который крутил ручку клавишного перфоратора Сименса, взяла вещи и вышла на платформу. Большие станционные часы показывали семь двадцать пять. С минуты на минуту должен был прибыть поезд. Эмма оглянулась на здание вокзала: двухэтажное с пристроем, из красного обожжённого кирпича, с большими арочными окнами и черепичной крышей. По лету вокзал почти полностью затягивало плющом и диким виноградом, отчего в воздухе стоял сладкий дурманящий запах и тихий гул пчёл, снующих над этой зелёной массой. Кирпич укрывало словно одеялом, лишь при сильном ветре живая стена колыхалась, то там, то сям приоткрывая красные кусочки старого дома. Чуть поодаль стояла белая водонапорная башня с фахверковыми перегородками, строгая и нарядная, как замужняя дама. С крыши её взметнулась воробьиная стая, потом вдалеке раздался шум, свист и показался чёрный глянцевый локомотив, который выбрасывал клубы белого пара в прохладное ещё летнее небо. Замедлив скорость, поезд проехал мимо ожидающих, ветром приподняв эммину шляпку, благоразумной ею удерживаемую, пыхнул, свистнул и замер на месте. Открылась пара дверей, вышло несколько человек. Эмма подняла багаж, оглянулась ещё раз на здание вокзала и вошла в вагон.

Ровно без двадцати восемь локомотив опять свистнул, дёрнулся и тронулся на северо-запад. Эмма смотрела в окно, как станционный смотритель проводил взглядом состав, опустил руку с флажком и закрыл калитку с платформы. Вагон был полупустой, ему ещё предстояло набиться работягами, фермерами и простыми людьми. Задвинув вещи под лавку, Эмма устроилась поудобнее и приготовилась наблюдать: она увидела, как над Шторковским каналом летает пара лебедей с выводком, как они развернулись и мягко сели на воду, грациозные и величавые; потом промелькнула деревенька Филадельфия; справа и слева проплывали луга и деревья, болотные заводи и дальние озерки. Поезд раскачивался, нёсся вперёд, белый паровой след таял над последними вагонами и уходил куда-то назад, к низкому пока солнцу. Если бы взглядом можно было дышать, то Эмма дышала сейчас в полную грудь, вдыхала образы родного края, запечатлевала их словно движущиеся картинки в биоскопе братьев Складановских. Ей нравилось всё: и долгое путешествие впереди, и внезапно свалившаяся на голову самостоятельность, и перемирие с мамой, и табачный дым от курившего впереди паренька, и усатый дядька в соседнем ряду, читавший утреннюю газету. Она обернулась назад, чтобы посмотреть, кто находится в той части вагона: там ехала пожилая фрау с корзиной овощей и бутылкой молока, видимо, кого-то навещала. Старушка улыбнулась девушке и опять стала смотреть в окно. Что-то зашуршало в жакете, и Эмма вспомнила, что брат дал ей записку. Из правого кармана она вытащила маленький квадрат, развернула, узнала знакомый почерк, округлый, как у мамы, и пробежала глазами по строчкам.