Хроники всего мира: Время расцвета

Воскресное солнце уже село, на залив опустились сумерки. Красный коршун на валуне рвал острым клювом нежное тело квакши. Эмма ополоснула в стоящем на комоде фаянсовом тазу запылившиеся после разбора вещей руки, надела темно-синюю шляпу с двойным алым бантом, закрепила её в волосах длинной шляпной булавкой, надела лёгкое пальто и спустилась на ужин в столовую. В маленьком зале расположились шесть простых деревянных столов с крепкими сосновыми стульями. Здесь столовались все, кто работал на компанию, независимо от статуса: инженеры из конструкторского бюро, рабочие-сборщики, матросы с баржи, газетчики, которых привозил Эккенер, поставщики, увязавшиеся за Цеппелином с самого Фридрихсхафена, сам Цеппелин. В столовой всегда кто-то был: фиксированного времени для завтрака, обеда и ужина в компании не было – ешь, когда выдалась минутка. В буфете в любое время можно было перехватить бутербродов и варёных яиц. Мастеровым из эллинга горячее привозили на лодках в больших жестяных баках: густые супы, зернистые каши, компот из ревеня. Они подходили с алюминиевой посудой, выплавленной из непригодных остатков второго дирижабля, и потом ели, расположившись на ящиках, кому как повезёт: кто-то горячее, кто-то уже остывшее.

После ужина Эмма вышла из столовой в общий коридор, миновала лестницу и прошла в противоположное крыло. В стене между рабочей кельей Эммы и кабинетом Цеппелина сделали дверной проём, получилось что-то вроде приёмной с маленьким бюро. Помощница стащила в кабинет графа все более-менее приличные стулья, но совещания в кабинете всё равно проводились редко, в основном споры бурлили прямо в мастерских. Быстрым шагом Эмма вошла в свой кабинетик, перегнулась через стойку, вытащила из-под кипы газет и писем рабочую тетрадь, проверила заложенный в середину карандаш и пошла на улицу – свободными вечерами она делала для Якова зарисовку стапелей. Работы там шли в две смены, с семи утра и до поздней ночи. Бригады менялись после обеда, одни ехали на берег отсыпаться, вторые подходили к большим чертежам, которые Дюрр закрепил на стенах ангара, и продолжали работы. LZ 3 был практически готов, светло-серая оболочка натянута на корпус, хвост расправил стабилизаторы. По стенам зажгли светильники, вечерняя смена крепила винты на кормовых торцах. Сумрак наползал на залив Манцель, становилось прохладно, тонкое пальто проигрывало ветру с озера. Тихо шуршала галькой волна, фонарь тускло светил на бумагу, карандаш методично ходил по листу вверх-вниз – Эмма заканчивала штриховку.

Проведя последнюю линию, окинула взглядом рисунок: получилось похоже, заложила карандаш в тетрадь, захлопнула её и поёжилась – пора домой. Сентябрь был необыкновенно тёплым, но осень добралась и сюда. Словно диверсант, она захватывала ночами этот курортный городок, залив и эту высокую девушку в широкополой шляпе, которая шла от берега по тропинке мимо закрытых уже мастерских, наверх, к тускло светящимся окнам старой казармы. Осень словно хотела согреться и жалась к девушке сквозь тонкое пальто, проникала через слои материи, касалась своими невидимыми пальцами тёплой девичьей кожи, мгновенно покрывающейся от этих прикосновений мурашками.