Хроники замка Брасс

Серебряный мост выглядел не таким, каким видел его Хоукмун много лет назад. Высокие опоры, скрытые туманом, дождем и, на самом верху, облаками, больше не были украшены батальными сценами, прославлявшими подвиги Темной Империи; теперь их украшали барельефы, доставленные из всех городов, когда-либо подвергавшихся нападениям Темной Империи, огромное количество сюжетов, передающих гармонию Природы. Просторная проезжая часть по-прежнему достигала четверти мили в ширину, однако, когда Хоукмун пересекал мост в прошлый раз, по нему катились военные машины и телеги с трофеями, награбленными после сотен крупных кампаний, ехали солдаты в звериных масках Темной Империи. Теперь их сменили торговые повозки, двигавшиеся по двум основным рядам; путешественники из Нормандии, Италии, Славии, Роланса, Скандии, из Булгарских гор, из великих германских городов-государств, из Пешта и Ульма, из Вьена и Крахова, даже из далекой, загадочной Московии. Повозки тянули лошади, волы и даже слоны.

Проходили караваны верблюдов, мулов и ослов. Проезжали телеги, влекомые механизмами, зачастую работавшими кое-как, часто стопорившимися. Принцип их работы понимала лишь горстка специалистов (да и та нередко лишь в общих чертах), но тем не менее эти механизмы работали уже тысячу лет и больше. Были здесь всадники и пешие путники, преодолевшие сотни миль, чтобы пройтись по этому чуду – Серебряному мосту.

Одежда на них зачастую была иноземная, иногда вытертая и залатанная, пропыленная, а иногда роскошная до вульгарности. Меха, кожа, шелка, клетчатые пледы, шкуры диковинных зверей, перья редких птиц украшали головы и спины путников, и те, кто нарядился в самое лучшее, больше остальных страдали от ледяного дождя, который насквозь пропитывал ткань, быстро прорисовывая ничем не украшенную плоть под нею.

Хоукмун и Иссельда в практичной и теплой, но простой, без всякой отделки, одежде восседали на крепких конях, которые без устали несли их вперед. И уже скоро они присоединились к толпе, двигавшейся на запад, в те земли, которых раньше все боялись и которые теперь, под руководством королевы Фланы, превратились в центр искусств и торговли, науки и справедливого правления. Существовало несколько более быстрых способов попасть в Лондру, однако Хоукмун очень хотел добраться до города тем же путем, каким когда-то покинул его.

Его настроение улучшилось, пока он смотрел на дрожащие стальные тросы, которые поддерживали основной пролет; на удивительную работу художников по металлу, сумевших украсить толстым слоем серебра надежные стальные опоры, возведенные не только для того, чтобы выдерживать груз в миллионы тонн, но и чтобы противостоять постоянному напору волн и давлению глубинных течений под поверхностью моря. То был памятник достижениям человека, полезным и прекрасным, не нуждающимся ни в каких сверхъестественных помощниках.

Всю свою жизнь Хоукмун с презрением относился к этой печальной и ненадежной философии, уверявшей, что человек сам по себе недостаточно велик, чтобы творить чудеса, что его должны направлять сверхчеловеческие силы (боги или некий высший разум откуда-то за пределами Солнечной системы), чтобы он смог достичь того, что достиг. Только люди, напуганные силой собственного разума, нуждаются в подобных воззрениях, решил Хоукмун, отметив, что небо проясняется и даже солнце начинает играть на серебристых тросах, отчего они сверкают ярче, чем прежде. Он глубоко вдыхал насыщенный озоном воздух, улыбаясь чайкам, которые кружили где-то высоко над опорами, показывал Иссельде паруса кораблей, проходивших под мостом и скрывавшихся из виду, рассуждал о достоинствах здешних барельефов и оригинальности некоторых фрагментов серебряной отделки. Они с Иссельдой оба немного успокоились и с интересом поглядывали по сторонам, предвкушая удовольствия, которые ждут их впереди, если Лондра хотя бы вполовину так красива, как этот возрожденный мост.

А потом Хоукмуну показалось, что тишина опустилась на Серебряный мост, что грохот повозок и копыт умолк, крики чаек затихли, как и шум волн внизу, и он обернулся к Иссельде, чтобы сказать об этом, но Иссельда исчезла. Хоукмун озирался вокруг и, захлебываясь ужасом, сознавал, что остался на мосту совершенно один.

Откуда-то издалека донесся тонкий крик – только Иссельда могла так звать его на помощь, – а потом затих и он.

Хоукмун развернул коня, чтобы скакать обратно в надежде, что если он вернется достаточно быстро, то сможет найти Иссельду.

Только конь Хоукмуна отказывался повиноваться. Он храпел. Он бил копытами по металлу моста. Он ржал.

И ощущая, что его предали, Хоукмун прокричал единственное полное боли слово:

– НЕТ!

Глава третья В тумане

– Нет!

Это произнес другой голос, гулкий, истерзанный болью, гораздо громче голоса Хоукмуна, громче рева урагана.

И мост покачнулся, лошадь под Хоукмуном встала на дыбы, а сам он тяжело упал на металлический пролет. Он попытался подняться, попытался ползти в ту сторону, где, как он знал, должна найтись Иссельда.

– Иссельда! – кричал он. – Иссельда!