Хроники замка Брасс

И он был Элрик, последний принц Мелнибонэ, он сжимал в правой руке вопящий клинок, держась левой за луку причудливого вида седла, закрепленного на спине гигантской, чудовищной рептилии, от слюны которой вспыхивал огонь везде, куда она капнула…

И он был Эрикёзе, несчастный Эрикёзе, ведущий элдренов к победе над его собственным народом, над людьми… И он был Урлик Скарсол, князь Южного Льда, в отчаянии кричащий о своей судьбе, которая заставила его нести Черный Меч…

ТАНЕЛОРН…

Да, где же Танелорн?

Разве он не был там, по меньшей мере раз? Разве он не помнит ощущения абсолютного покоя разума, цельности духа, счастья, которые доступны только тем, кто страдал по-настоящему сильно?

ТАНЕЛОРН…

«Слишком долго я нес свое бремя, слишком долго расплачивался за великое преступление Эрикёзе… – Это произносил его собственный голос, но только не его рот выговаривал слова, были и другие, нечеловеческие губы… – Я должен отдохнуть, я просто обязан отдохнуть…»

А потом явилось лицо, лик неизреченного зла, хотя в нем не было уверенности, неужели этот темный лик… полон отчаяния? Неужели это его лицо? Неужели и это лицо тоже его?

О, КАК Я СТРАДАЮ!

Во все стороны маршировали знакомые ему армии. Знакомые мечи вздымались и падали. Знакомые лица кричали, погибая, кровь перетекала от тела к телу… какой привычный поток…

«ТАНЕЛОРН, разве не заслужил я покой Танелорна?»

Пока еще нет, Воитель. Пока еще нет…

«Это несправедливо, что я, один из всех, должен так страдать!»

Ты страдаешь не один. Человечество страдает вместе с тобой.

«Это несправедливо!»

Тогда сделай так, чтобы было справедливо!

«Я не могу. Я всего лишь человек».

Ты Воитель. Ты Вечный Воитель.

Ты человек. Ты Вечный Воитель.

«Я всего лишь человек!»

Ты всего лишь Воитель.

«Я Элрик! Я Урлик! Я Эрикёзе! Я Корум! Меня слишком много. Слишком много!»

Ты один.

И теперь в своем сне (если это был сон) Хоукмун на короткое мгновенье ощутил умиротворение, понимание слишком глубокое, чтобы облекать его в слова. Он один. Он один…

Но затем чувство прошло, и его снова стало много. И он закричал, лежа в постели, умоляя о покое.

А Иссельда пыталась удержать бьющееся в конвульсиях тело. Иссельда рыдала. Свет падал на ее лицо из окна. Наступил рассвет.

– Дориан. Дориан. Дориан.

– Иссельда.

Он сделал глубокий вдох.

– О, Иссельда.

Он был признателен за то, что хотя бы ее у него не забрали, потому что в целом мире для него существовало только одно утешение – она, в целом сонме миров, какие он посещал в сновидениях. И он прижал ее к себе могучими руками воина, и он рыдал, и она плакала вместе с ним. Позже они поднялись с постели, оделись, молча покинули гостиницу, не оставшись на завтрак, и сели верхом на отличных лошадей, приготовленных для них. Они поскакали прочь из Карли, по дороге вдоль берега, под проливным дождем, который несло со стороны серого, бурлящего моря, пока не добрались до Серебряного моста, протянувшегося на тридцать миль над волнами от материка до острова Гранбретань.