Хроноагент. Гексалогия

Женщина, как и Верховный Маг, поднимает руки и медленно опускает их. Слышится музыка, и женщина запевает низким сильным голосом. Это ария из какойто незнакомой мне оперы. Женщина поет о том, как безжалостно неумолимое Время, как жестоко оно ставит предел нашему существованию, разлучает любящие сердца и не дает нам познать Бесконечность. Она славит тех, кто до последнего мгновения работает на своем посту, тех, кто любит так, словно впереди у них бессмертие.

– Это Бланка, – поясняет мне Лена, – лучший голос Монастыря.

Бланку на сцене сменяют другие исполнители, и концерт продолжается. Закончивший свой номер берет за руку первого попавшегося и ведет к сцене. Похоже, что в Монастыре все имеют какойлибо талант. Магистр удивляет нас непревзойденной джазовой композицией, а потом берет под руку Лену и ведет ее к сцене. А Лена, как и ее предшественники, поднимает руки, и начинает литься какаято очень знакомая мелодия в быстром темпе. Никак не могу узнать ее, но знаю, это точно. Но вот Лена своим неожиданно высоким и сильным голосом включается в мелодию, и я слышу:

–  Всегда быть вместе не могут люди,

Всегда быть рядом не могут люди!

Нельзя любви, земной любви, пылать без конца…

Я немею. Откуда она знает эту песню? Я слышал ее один, от силы два раза, и забыл напрочь и текст, и мелодию. А Лена, порывисто передвигаясь по сцене и неотрывно глядя на меня, продолжает:

–  Скажи, мы сможем узнать откуда,

Что ты моя, а я твоя любовь и судьба?

Да, это она действительно поет для меня и про нас. Голос Лены звенит, и вдруг мне слышится в нем боль.

–  Одной найти, любовь найти, всегда нелегко!

И вновь тебя я ищу по свету,

Опять тебя я ищу по свету,

Ищу тебя, среди чужих пространств и веков!

Стихают последние аккорды. Лена кланяется, виновато улыбается и отрицательно машет рукой на гром аплодисментов. Она легко соскакивает со сцены и направляется к нам. Приблизившись, она неожиданно берет меня за руку. Машинально встаю и, ничего не соображая, иду за Леной. Она подводит меня к помосту и возвращается назад. Хоть бы слово сказала, что я должен делать.

Стою на сцене дурак дураком. Отступать поздно, но что я могу сделать, чего от меня ждут? Чем я могу поразить это общество после такого фейерверка талантов? В руках у меня неведомо откуда появляется гитара. Я должен чтото спеть, но что?

Вопросительно смотрю на Лену. Она улыбается и ободряюще кивает мне. Неожиданно до меня доходит, что именно я должен спеть. Перебираю струны, проверяя строй гитары (он превосходный), и, глядя на Лену, запеваю:

–  Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно…

Замечаю, как удивленно поднимаются у Лены брови, и внутренне усмехаюсь. Значит, и я могу ее сегодня чемто удивить. Но тут приходит очередь удивиться мне самому. Невидимые инструменты подхватывают мелодию. Я было опешил, но быстро справился с собой.

–  Твой мир колдунами на тысячу лет

Укрыт от меня и от света…

Лена опирается подбородком на руки, задумчиво смотрит на меня, не слушая, что шепчет ей Магистр, а я пою:

–  В какой день недели, в котором часу

Ты выйдешь ко мне осторожно,

Когда я тебя на руках отнесу туда,

Где найти невозможно…

Поклонившись на аплодисменты, хочу сойти со сцены, но меня не отпускают. Требуют еще. Я поражен. Неужели в Монастыре еще не слышали Высоцкого? Но что мне спеть еще? Что они смогут понять из творчества Владимира Семеновича? Ведь он весь в шестидесятых, семидесятых годах двадцатого века!

Видя мое замешательство, Лена кричит:

– Андрей! Из военного репертуара!

И я выдаю сразу несколько песен: «Их – восемь, нас – двое», «Я – „Як“, истребитель», «Братские могилы», «Спасите наши души!» и несколько других. Зал гремит аплодисментами. Под конец, решив разрядить атмосферу в зале, я говорю:

– В завершение я спою вам шуточную песню, которая как нельзя лучше отражает обстановку в той фазе, где я побывал совсем недавно.

Перебираю струны и начинаю:

–  В заповедных и дремучих

Страшных Муромских лесах

Всяка нечисть бродит тучей…

После каждого рефрена " Страшно, аж жуть!" зал награждает меня взрывом хохота. Когда я заканчиваю, кланяюсь и схожу, наконец, с помоста, меня провожает гром аплодисментов.