Подсветили сцену, в зале притушили свет. Концерт начался. Ну, я бы это конечно же концертом не назвал, но ребята старались, а родные им громко рукоплескали. Удивила сестра, она оказалась весьма недурственной поэтессой. Александр с Михаилом исполнили композицию на двух инструментах, клавишнике и бас гитаре. Чувствовалось, что они давно не брали инструменты в руки, но прозвучало весьма сносно. Петр вместе с рыжей баронессой исполнили русский романс, где граф Чернышев аккомпанировал на простой деревянной гитаре, вышло душевненько. Многие пели, слегка фальшивя, просто это было самым простым решением в данной ситуации. Или играли на рояле, который разместили рядом со сценой. Умение музицировать, как и танцевать, входило в обязательные уроки дворянского сословия.
Концерт подходил к концу, ведущий объявил мое выступление. Гости начали аплодировать. Поклонившись, как артист перед публикой, полностью отдался первым звукам мелодии. Спел даже лучше, чем репетировал. Живой оркестр, это не музыка с ноутбука, а хороший микрофон сделал мой голос проникающим до самых глубин души. Когда на высокой звенящей ноте завершил арию, в зале стояла гробовая тишина. Даже дыхания людей не было слышно. А потом начали раздаваться аплодисменты, которые переросли в бурную овацию, не утихающую пару минут. Я снова поклонился.
Когда включили яркий свет, матушка утирала платком слезы, а Оленька в немом восхищении смотрела на меня. Кажется, я действительно поразил всех своим вокалом. Равнодушных в зале не приметил. Кто-то был в шоке, кто-то восторгался глубиной голоса и широтой амплитуды взятых нот, кто тихо злился, оттого, что не удалось унизить своего врага. Я же просто был доволен.
Бал продолжился, у меня не было отбоя от девушек. Каждая поставила для себя цель, умереть, но станцевать со мной хоть один танец. Но первую пригласил Ольгу, которая больше не пыталась скрывать своих чувств. Меня же раздирали противоречия. Скромная девушка пришлась по нраву, инстинкты самца уже присвоили ее себе, вот только понимал, что будущего у нас нет. Ни с одной из этих прелестниц, не сводящих с меня восторженных глаз, как это ни прискорбно.
— Так, хватит рефлексии! Я же на каникулах, у меня еще есть время повеселиться, а потом, война план покажет, — подбодрил себя, широко улыбаясь назло соперникам.
Когда бал завершился, гости разъехались по домам. В гостиной остались лишь мы с семьей. Матушка желала поблагодарить своих близких, за то, что держались достойно, не уронив чести рода.
— Ларик, скажи нам всем как? Как ты справился с очевидной провокацией? Откуда знаешь итальянский? И когда научился так петь? — Ирина Васильевна наконец-то смогла задать вопрос, который вертелся у всех на языке. Я немного смутился для приличия.
— Итальянский я не знаю, от слова совсем. За двадцать минут выучил транскрипцию текста, порепетировал в своей комнате с помощью минусовки и просто выступил, — пожал плечами, — ничего сложного.
— Спеть как Лучано Паварроти, если не лучше, это ничего особенного? — рассмеялась Мария. — Либо ты гений, либо у тебя прирожденный талант.
— Я вот думаю, что мы зря твои документы отправили в академию, надо было в консерваторию тебя определить, — начала строить новые планы матушка.
— Нет, ни в коем случае, я не особо люблю музыку. Лучше своим пением я буду радовать вас на праздниках, — испугался, что наломал дров своим выступлением. — У меня другие планы на будущее, пение туда не особо впишется.
— А, ну да, ты будешь спасать мир от монстров, — поддел меня Михаил, — не будешь же ты им петь колыбельные на ночь.
— Каких еще монстров? — удивилась матушка. — И зачем спасать мир?
— Каких, каких? Экономических, политических, разных, — уклончиво ответил я, ведь со всеми из них мне еще предстоит битва. Но первый шаг я сегодня сделал, приоткрыл для себя дверь в высшие дома, где как раз обитают первые и вторые монстры, которые распахнут калитку на планету для третьих…
Академия меня встретила веселым гамом, стоящим в коридорах, где столпились кучками абитуриенты, ждущие очереди на экзамен. Сегодня я в темно сером костюме с портфелем в руках, чтобы не выделяться, присоединился к толпе ожидающих. Меня окружали подростки восемнадцати лет, мои ровесники, снующие туда и сюда, словно им шило в одно место засунули. Понимаю, что они сильно волнуются. Я же не переживал ни разу, в знаниях был уверен, так что расположился на широком подоконнике большого арочного окна.