А в стороне стоял рыжебородый мужчина с ремнем в руке и не то гневался, не то смеялся. Женщина обратилась к нему:
— Петер, придется заново варить обед. Ты подождешь?
— Не надо, — сказал мужчина. — Жидкое слей, а косуля, приправленная поркой Михеля, будет от этого еще вкусней. — Он захохотал и весело потрепал мальчишку по плечу, словно не наказывал, а одобрял.
Картина исчезла. Теперь хохотал Ватута — рангуны чувствуют смешное, отметил про себя смущенный неожиданным воспоминанием Бах.
— Интересная, но бесполезная сценка — это хорошо, — сказал Ватута. Мне нравится твой отец, человек.
— Лучшего отца и не надо было, — сказал Бах.
— Продолжай, — велел Ватута министру Прогнозов и Ведовства.
Второе ожившее воспоминание показало того же мальчишку, бредущего по лесу. Мальчик впервые в жизни отправился в дальнее путешествие. Он знал, что отец работает на краю света, так говорил сам отец. Мальчик понимал, что край света сразу за лесом. Но, наверно, он прошел далеко за край света: отца нигде не было, лишь попадались группки туристов. Мальчик выбрался на береговой простор. Над ним высилась угрюмая громада горы Бастай — отец много рассказывал сказок и о ней, и о соседних горах. Внизу — кружилась голова от страшной глубины — серебряной лентой струилась Эльба. Мальчика заполнила красота мира. Все было так хорошо, что трудно стало дышать. Мальчик, очарованный до неподвижности, вбирал в глаза все, из чего складывался восхитительный мир: поросшую лесом гору, крутые берега, сияющую, как небо, реку внизу… Позади раздался сердитый голос отца:
— Вот он где, негодник! Три часа расспрашиваю всех туристов, не видели ли они моего сорванца. А он на обрыве и поплевывает с высоты в Эльбу. Мне кажется, ты вполне заслужил новую порку, Михель. Как ты к этому отнесешься, хотел бы я знать?
Мальчик показал на реку и сказал:
— Папа, как красиво!
Мужчина присел рядом с мальчиком, помолчал и сказал:
— Да, очень красиво, ты хорошо это увидел, Михель.
Мальчик горячо сказал:
— Когда вырасту, я буду лазать по горам, переплывать реки, проходить сквозь леса… Всю Землю увижу и узнаю!
— Это еще нескоро, Михель. Пока пойдем домой, мама тревожится. Ты не устал? Обними меня за шею, я понесу тебя.
И это изображение погасло. И его тотчас заменило новое. По прекрасному городу Дрездену шагал юноша — невысокий, быстрый, веселый. Сидя в кресле, похожем на трон, Бах понял, что это он сам, но не узнал себя в юноше. Ватута точно сказал — Бах был незнаком себе. Проходя мимо музея Цвингер, юноша напевал песенку. Он торопился, ему надо было в другое место, а не в музей, он отлично знал все, что было в музее. Из картинной галереи вышла девушка — и юноша замер. Он потряс головой, чтобы сбросить наваждение. На него шла святая Инеса с картины Хосе Рибейры, висевшей в галерее. Сколько раз он всматривался в это прекрасное лицо, сколько восхищался удивительными волосами, закрывшими коленопреклоненное тело! Это была она, точно она, его юная святая Инеса — только не нагая, а в нарядном платье, и волосы не раскинуты свободной струей по всему телу, а собраны в два ручья на спине.
Юноша повернул за девушкой. Он уже не помнил, куда шел. Во всем мире теперь существовала только одна эта девушка, и было только одно дело идти и идти за ней.
Девушка почувствовала преследование.
— Что вам надо от меня? — спросила она гневно. У нее был звучный голос, низкое контральто.
— Мне нужно смотреть на вас! — Он сам ужаснулся глупости ответа.
— Не терплю, когда на меня бессмысленно глазеют! — Она взмахнула двумя жгутами волос и пошла быстрее.
Он тоже прибавил шагу — она побежала. Бежать за ней по улице он не осмелился. Вдалеке пропадал тонкий силуэт незнакомой девушки, так удивительно похожей на юную страдалицу Инесу с картины великого испанца Хосе Марии Рибейры.
— Важная информация, — насмешливо прокомментировал картину Ватута. Неплохо бы поглядеть, во что девица потом превратилась.
И словно отвечая Ватуте, на экране показалась та же женщина — уже не юная, а представительная дама со светлой косой, дважды обернутой вокруг головы. Она сидела в первом ряду академической аудитории и слушала лекцию профессора Михаила Петера Баха об открытых им поселениях в Месопотамии, построенных почти шесть тысяч лет назад. Она слушала, а он — впервые в жизни — путался в словах. Он сразу узнал ее, хотя с их единственной случайной встречи прошло почти двадцать лет. Он смотрел на нее, думал о ней и мысленно одергивал себя, чтобы не сбиться. После лекции она собралась уходить, он перехватил ее у двери. Он не придумал вопроса умней:
— Зачем вы пришли сюда?
Она спокойно ответила:
— Чтобы услышать вашу лекцию, разумеется.
Он все больше волновался.
— Как вас зовут? Я хочу поговорить с вами.
В ее голосе зазвучал металл:
— Мне кажется, я сказала очень ясно: я пришла слушать вашу лекцию, а не беседовать с вами, профессор.
Картина погасла.
— Вот пока все воспоминания с высоким потенциалом сохранения, Властитель, — донеслось до Баха объяснение министра Прогнозов и Ведовства. — Зато сейчас…
Бах сердито прервал Кун Канну: