Хронос

Активны только гарсоны в кафе и в ресторанах. До чего милы: такое чувство, что они любят тебя от всего сердца: «Да, мадам, спасибо, мадам». Узнав, что я русская, говорят «спасибо» на русском языке, полагая при этом, что все русские невероятно богаты и, значит, с них можно содрать побольше денег. Наивные. Луковый суп, улитки и настоящее французское шампанское – бокал шампанского. На мою просьбу принести полусладкое гарсон объясняет, что такого не существует в природе, а то, что в России называют шампанским, – всё неправда. Я соглашаюсь сразу, ему, как французу, виднее: напиток все–таки их, что там ни говори. Для себя решаю, что брют, который я пила в новогоднюю ночь дома, по вкусу совсем другой, чем то, что я пью сейчас, к тому же сама атмосфера парижского вечера, когда за спиной у тебя Эйфелева башня, придает неповторимый вкус, забыть который невозможно.

Возникшие за соседним столиком три молоденькие американки с удовольствием кокетничают с гарсоном. А как иначе? Основные качества для этого у него имеются: он молод, он весел и он – француз. Cest tout! Но он зря надеялся, что они сделают большой заказ. Три порции мороженого – и вся любовь.

Первый свой вечер в Париже я провела в «Bistro Le Chams de Mars». Не воспользовавшись салфеткой, я оставила её себе на память, вот она: красная салфетка с каллиграфической надписью, что переводится на русский как «Бистро Марсово поле». Когда она попадается мне на глаза, я улыбаюсь, и уже это говорит о необходимости путешествий.

Вечерний Париж – это сбывшийся сон. Но главное – другое, и это уже граничило для меня с чудом: именно в Париже я увидела, как тоненькая парижанка на тоненьких каблуках перебегала дорогу на красный свет. Впереди у нее вся жизнь, если машина будет ехать медленнее, чем она бежит. Непредсказуемо! Для тех, кто живет минутой, часом, одним днем. Думают ли они об этом? Скорее всего, нет, ибо наслаждаться жизнью и одновременно думать – невозможно, если сравнить это удовольствие с основным инстинктом (еще неизвестно, впрочем, что чем движет: жизнь им или он жизнью)…

Девушка, на которую я обратила внимание, была Алиса. Да, ещё до Сицилии я увидела её вначале здесь, сразу после того, как она исчезла из Москвы.

Думаю, что определить, куда именно вылетела девушка, зная имя и фамилию, для Матвея не представляло труда. Но найти её в Париже смогла только я. Что значит – найти? Увидеть мельком. А куда она убежала на своих каблучках, мне было неизвестно. И к тому же тогда я даже не знала, что произошло в их семействе. Позже мне рассказала одна знакомая, которая так же, как я, была знакома с матерью Матвея и находилась в курсе некоторых событий. Она ещё в Москве перед моим отъездом сюда просила меня зайти в один дом и передать подарок для родственницы. Потом позвонила мне – удостовериться, так как сюрприз должен быть преподнесен именно ко дню рождения. Я всё сделала правильно. Но в разговоре с ней просто так спросила: «Как дела вообще и в частности?», и она вдруг начала рассказывать мне, что случилось невероятное: от Матвея сбежала невеста и по этому поводу идут разговоры… Сами разговоры мне слушать не хотелось, но такая новость меня удивила. Поэтому появление Алисы в этом городе практически рядом со мной было фантастической случайностью, хотя и фантастика, и случайность – явление, ещё не понятые мной до конца. Люди способны верить во что угодно. Ведь когда аборигены Меланезии впервые увидели самолет, они восприняли это как божественное проявление. Так появился карго–культ (от слова cargo – груз, что перевозят самолеты и корабли). Эта новейшая система верований, делающая частью культа предметы, созданные людьми, которые намного дальше продвинулись в своем техническом прогрессе, чем эти народы.