Хруп Узбоевич

Итак, я сидела в мешке, полная одной мыслью: как выпутаться из новой беды? Поезд пошел медленнее, точно подходя к месту своей остановки, и я начала приготовляться, при случае, удрать куда-нибудь из мешка прежде, чем соседи будут слезать. Но я не успела еще как следует пораскинуть умом, как вдруг очутилась на спине спутника, по соседству с его потной шеей и высокой бараньей шапкой. Мешок оказался двойной и я даже услышала его название: «хуржун». Другая половина его, которая была тоже чем-то нагружена, свесилась на грудь туземца. Я должна была еще благодарить судьбу за то, что она не загнала меня именно в ту половину с более опасным соседством бороды и мускулистых рук туземца.

Все три приятеля, не дождавшись остановки, поскакали с платформы и, перекувырнувшись несколько раз на мягком песке, встали, улыбаясь и отряхиваясь. И ушиб же меня при этом мой незваный носильщик! Если бы я была не из крысиной породы, то не поздоровилось бы мне от этого ужасного кувыркания, во время которого туземец давил меня всей тяжестью своей широкой спины. Но… ничего! Помяло немного, но тут же я и оправилась. Слетевшая было моя соседка, высокая шапка, была водружена хозяином вновь на место. Сквозь прозрачную ткань хуржуна я увидела уходящий поезд, а несколько сбоку вдали какую-то ложбину, поросшую травой.

Мои спутники, залопотав какой-то скороговоркой, двинулись вниз по откосу, вдоль травянистой ложбины.

Положительно нет предела разнообразию способам путешествия, но все же я никак не ожидала совершать его на спине незнакомого человека! Должна сказать что я, хоть и не сочла это очень неудобным, но повторить этого бы не решилась.

Все трое, изредка перекидываясь словечками, вскоре пришли к какой-то желтой, как будто глиняной постройке, без крыши, около которой мой носильщик остановился, а оба другие, простившись, ушли дальше Оставшийся скинул мешок и, взойдя в какую-то дверь, закрывавшуюся грязным пологом, кинул его в темный угол, причем снова порядком-таки ушиб меня об стену. Но я была готова ушибаться еще несколько раз, только бы покинуть свой опасный экипаж.

Хозяин странного жилища пошарил что-то в комнате и тоже вышел. Я могла уже действовать самостоятельно и, конечно, первым долгом, вылезла из мешка.

В комнате не было окон, и свет падал только в дверь. Утвари не было почти никакой. Валялась какая-то соломенная или камышовая подстилка с грязной одеждой, сбившейся на бок, стоял медный кувшин с ручкой, какой-то огромный сушеный плод с трубкой, торчавшей из него, и тут же в углу, прислоненная к стене, стояла какая-то палка с рогульками, похожая на те палки, из которых в степи встречаемые мною люди убивали всякую болотную и водяную птицу. Стояло и лежало еще что-то, но мне прямо надоело смотреть на эту убогую обстановку, тем более, что я попала сюда совсем не добровольно и притом все же… несытая. Может быть, это главным образом и остановило мои расследования, так как во второй половине хуржуна я учуяла настоящее съедобное. Это был сухой особенный хлеб и какие-то плоды. Прежде всего — пищи телесной, а потом уже пищи для души и мысли, решила я, и тут же занялась без укоров совести обворовыванием моего неожиданного хозяина. Впрочем, запас хлеба у него был большой, и я, как разумная крыса, не испортила всего запаса: поела только с краю одного большого куска.

Вот при каких условиях пришлось мне восстановить те силы, которые я затратила при переходе через ужасные приморские барханы!

Поев, я выбралась из хижины. Хозяин ее куда-то ушел. Почувствовав жажду, я начала искать воды, но ее нигде не было.

Бегая около стены, я наткнулась на сосуд из глины (что-то вроде графина); нижняя часть его была на ощупь влажной. Я вскочила повыше и, схватив за горлышко, кувырнулась вместе с ним и пригнула его к земле. Оно оказалось заткнутым тряпкой, которую я, разумеется, легко вытащила. Маленькая струйка прохладной влаги тотчас же полилась из сосуда, и я жадно напилась. К стыду своему, должна сознаться, что я, напившись, не заткнула кувшина, и воды вылилось столько, сколько позволяло наклонившееся горлышко. Проходя мимо столба небольшого навеса перед входом в хижину, я увидала другой такой же сосуд, привешенный к столбу на самом солнцепеке. По потемневшему цвету глины, я решила, что в нем есть вода, почему тотчас же обвинила хозяина в неразумии.

Помилуйте: вешать на здешнее солнце такую живительную влагу!

Только впоследствии я узнала, что от этого вода в сосуде становится только холоднее. Тут, оказывается, действует какое-то охлаждающее испарение. Мой крысиный ум, впрочем, никогда этого понять не мог.

Хижина, в которую меня загнала судьба, была вблизи густой камышовой растительности с редкими, но все же развесистыми кустами там и сям. Утолив жажду тела, я решила, что пришла пора утолять жажду знаний. Если здесь есть живущие люди, есть растения, значит, где-нибудь есть и вода, должны быть животные и, конечно, должны быть… мои родственницы, крысы.

Я столько времени не жила настоящей свободной жизнью, что во мне было вполне понятно то чувство, которое меня охватило.