Читаем Хрупкая душа полностью

В детстве мы иногда спали в одной кровати. Ложилисьто мы в разные, но посреди ночи я просыпалась и понимала, что ты обвила меня руками и ногами. Тебя влекло к источнику тепла, мне же нравилось искать прохладные участки на простыне. Я по нескольку часов пыталась отодвинуться от тебя на тесной кровати, но даже не думала вернуть тебя в твою собственную постель. Северному полюсу не скрыться от магнита, магнит все равно его отыщет.

— А что было дальше? — прошептала я, но ты уже задремала, и мне не оставалось ничего другого, кроме как сочинять конец самой — во сне.

Шон

По негласному договору в ту ночь я лег спать на диване. Хотя «спать» — это, конечно, был оптимистический прогноз. Я, в основном, ворочался с боку на бок. Когда удалось-таки ненадолго забыться, мне приснился кошмар: будто бы я стою на свидетельской трибуне и смотрю на Шарлотту, а когда начинаю отвечать на вопрос Гая Букера, изо рта у меня вылетает лишь стайка мошек.

Какую бы стену мы с Шарлоттой не сломали прошлой ночью, на ее месте возвели новую, в два раза выше и в два раза толще. Странное дело, вроде бы и любишь свою жену, а вот нравится ли она тебе, не уверен. Что нас ожидает, когда всё закончится? Можно ли простить женщину, которая причинила боль и тебе, и твоим любимым людям, но при этом искренне верила, что пытается вам помочь?

Да, я подал на развод, но мне хотелось не этого. На самом деле мне хотелось вернуться на два года назад и начать всё с начала.

Разве я говорил ей это?

Сбросив одеяло, я сел на диване и устало потер лицо руками. В одних трусах и форменной майке я прокрался наверх и проскользнул в нашу спальню.

— Шарлотта, — шепнул я, присев на краешек кровати, но ответа не последовало.

Я коснулся комка постели и понял, что под одеялом лежит одна лишь подушка.

— Шарлотта? — уже громче сказал я.

Дверь в ванную была открыта настежь. Я включил свет, но внутри никого не оказалось. Я заволновался: может, суд огорчил ее не меньше, чем меня? Может, из-за этого она стала лунатиком? Я прошелся по коридору, заглянув по очереди в твою ванную, в комнату для гостей и даже на узкую площадку, откуда уходила лестница на чердак.

Последняя дверь вела в твою комнату. Там-то я и увидел Шарлотту. Крепко обняв тебя одной рукой, она лежала на твоей кровати и не желала отпускать тебя даже во сне.

Я коснулся сперва твоих волос, затем волос твоей мамы. Погладил Амелию по щеке. А потом улегся на ковер и подложил руку под голову. Вот и поди пойми: в считаные минуты я заснул как младенец.

Марин

— А что стряслось-то? — спросила я, спеша по коридору вслед за Гаем Букером.

Я знаю об этом не больше вашего — сказал он.

На второй день еще до начала заседания нас вызвали в кабинет судьи. На столь раннем этапе такое не могло быть добрым знаком, особенно если даже Гай Букер не имел к этому отношения. Какой бы неотложный вопрос ни хотел затронуть судья Геллар, мне вряд ли хотелось этот вопрос обсуждать.

Нас пропустили в кабинет. Судья, чьи иссиня-черные волосы напоминали шлем, сидел у себя за столом. Я вспомнила Супермена, каким его рисовали в старых комиксах: всем же известно, что прическа у него никогда не растрепывается, такое вот чудо физики и геля для волос. Эта параллель настолько меня увлекла, что я не сразу заметила присутствие еще одного человека.

— Уважаемые адвокаты, — сказал судья Геллар, — вы оба знакомы с Джулиет Купер, присяжным заседателем номер шесть.

Женщина, до того стоявшая к нам спиной, обернулась. Это к ней Гай прицепился насчет абортов на предварительном собеседовании. Может, услышав вчера, как он терзает Шарлотту по тому же поводу, она решила подать жалобу. Я немного осмелела, уверенная, что судья вызвал нас не из-за меня, а из-за сомнительных юридических методов Гая Букера.

— Мисс Купер больше не будет нашим присяжным. Вам будет предложена альтернативная кандидатура.

Ни одному адвокату не нравится, чтобы присяжных меняли посреди суда, но и редкий судья придет от этого в восторг. Если эту женщину отпускали, на то должна была быть очень веская причина.

Она смотрела на Гая Букера и упорно отводила глаза от меня.

— Простите меня, — пробормотала она. — Я не знала, что возникнет конфликт интересов.

Конфликт интересов? А я-то подумала, что ее освобождают по состоянию здоровья или чтобы она летела к смертному одру родственника на другой конец страны. Конфликт интересов означал, что она что-то знала о моей либо о Гаевой клиентке. Но неужели она не поняла этого еще на отборе?

Гай Букер, видимо, разделял мои чувства.

— Вы не могли бы разъяснить нам суть конфликта?

— Мисс Купер является кровной родственницей одного из фигурантов процесса, — ответил судья Геллар, и тут наши взгляды сомкнулись. — Вашей родственницей, мисс Гейтс.


Перейти на страницу:

Все книги серии Романы Джоди Пиколт

Последнее правило
Последнее правило

Книга рассказывает о Джейкобе, мальчике-подростке с синдромом Аспергера (аутизм). Он не в состоянии следить за ходом мысли других людей и не может нормально изъясняться. Как и большинство детей с этим заболеванием, Джейкоб сосредоточен лишь на одном каком-то занятии; в данном случае это — судебный анализ. Он всегда оказывается на месте преступлений (с помощью полицейского сканера, установленного в его комнате), где он рассказывает полицейским, что им следует сделать… и всегда оказывается прав. Каждую отдельную главу книги нам рассказывают главные действующие лица: Эмма, мать Джейкоба; Тео, брат Джейкоба и он сам. В их доме царили определенные правила: 1. Убирать за собой свой собственный беспорядок. 2. Говорить только правду. 3. Чистить зубы два раза в день. 4. Не опаздывать в школу. 5. Заботиться о своем брате, ведь он только один. Но затем однажды мертвым находят его учительницу, и полиция приходит к нему с допросом. И обвиняют Джейкоба в убийстве… Он просто спасал своего брата.

Джоди Линн Пиколт

Детективы / Триллер / Триллеры

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза