Хрупкая душа

Когда Робу было двенадцать, его старший брат покончил с собой. Повесился в шкафу. И именно Роб обнаружил его тело. Мне понадобилось немало времени, чтобы убедить Роба обзавестись потомством: он боялся, что психическое расстройство его брата отпечаталось в его генах. Но я даже не подозревала, что за последние месяцы сама же собственноручно оттащила Роба обратно — в ту жуткую пору детства.

— Тогда никто еще не знал о биполярных расстройствах, никто не знал, как их лечить. Мои родители прожили семнадцать лет в кромешном аду. В детстве каждый день зависел от настроения Стивена. Так я и научился обращаться с людьми, всецело поглощенными собой.

Я почувствовала, как чувство вины занозой втыкается в мое сердце. Шарлотта причинила мне боль, а я в ответ причинила боль Робу. Быть может, мы всегда поступаем так с нашими любимыми; палим впотьмах, не глядя — и только питим осознаём, что ранили того, кого оберегали.

— С тех пор как тебе вручили повестку я только об этом и думаю, — продолжал Роб. — А если бы родители знали заранее? Если бы их предупредили, что Стивен покончит с собой, не дожив до восемнадцати?

Я не могла шелохнуться.

— Может, тогда они уделяли бы ему больше внимания? Радовались бы вместе с ним коротким передышкам между обострениями? Или бы избавили и себя, и меня от этой бесконечной нервотрепки?

Я представила, как Роб заходит к брату в комнату позвать его обедать, а застает Стивена висящим в шкафу За все время нашего знакомства я ни разу не видела, чтобы моя свекровь улыбалась не только губами, но и глазами. Не в этом ли крылась причина?

— Это не одно и то же, — сквозь зубы процедила я.

— Почему?

— Биполярные расстройства нельзя диагностировать на внутриутробном этапе. Ты не понимаешь главного.

Роб посмотрел мне прямо в глаза.

— Ты уверена?

Марин

Февраль 2008 г.

— Просто будьте самими собой, — наставляла я. — Мы не хотим, чтобы вы кривлялись перед камерой. Забудьте о нас.

Я нервно засмеялась и уставилась на двадцать два круглых личика, что, в свою очередь, уставились на меня. Это была подготовительная группа мисс Уоткинс.

— Вопросы есть?

Один мальчик поднял руку.

— А вы знакомы с Саймоном Кауэллом?[12]

— Нет, — улыбнулась я. — Еще вопросы?

— Уиллоу теперь кинозвезда?

Я покосилась на Шарлотту, стоявшую рядом со мной. Неподалеку стоял и оператор, которого я наняла снять ролик «Один день из жизни Уиллоу». Мы собирались показать его присяжным.

— Нет, — ответила я. — Она по-прежнему ваша подружка.

— Можно я, можно я! — Девочка с очень правильными чертами лица, обреченная в школе стать чирлидершей, дергала рукой, как поршнем, пока я наконец на нее не указала. — Если я притворюсь подружкой Уиллоу, меня покажут по телевизору?

Учительница сделала шаг вперед.

— Нет, Сэфайр. И вообще — не надо притворяться ничьей подружкой. Мы ведь и так здесь все друзья, правда?

— Да, мисс Уоткинс, — пропел весь класс.

Сэфайр? Эту девчонку действительно звали Сэфайр — «сапфир»? Когда мы только пришли, я пробежала глазами клейкую ленту над деревянными шкафчиками: Флинт, Фриско, Кэссиди.

Неужели люди перестали называть своих детей Томми и Элизабет?

Я не впервые задумалась о том, выбирала ли моя кровная мать мне имя. Называла ли она меня Сарой или Эбигейл, чтобы затем похоронить этот секрет, когда приемные родители дали мне новую жизнь?

Ты сегодня передвигалась в инвалидном кресле, а значит, остальным детям приходилось тесниться, чтобы ты с помощницей тоже могла порисовать или поиграть с цветными палочками.

— Такое странное чувство, — тихонько поделилась со мной Шарлотта. — Я никогда раньше не наблюдала за ней здесь. Меня как будто пустили в святая святых.

Я наняла съемочную группу, чтобы запечатлеть один день из твоей жизни. И хотя речь у тебя была достаточно развита, чтобы ты могла давать показания сама, приглашать тебя на свидетельскую трибуну было бы бесчеловечно. Я не могла допустить, чтобы ты находилась в зале суда, когда твоя мать будет вслух рассуждать об упущенной возможности аборта.

Мы приехали к вам домой в шесть утра, Шарлотта как раз шла будить вас с Амелией.

— Ой, какая фигня! — промычала Амелия, заметив оператора. — Весь мир увидит, какая у меня по утрам прическа.

Она тут же вскочила и скрылась в ванной, но тебе понадобилось куда больше времени. Каждый переход осуществлялся с предельной осторожностью: из постели на ходунки, с ходунков — в ванную, из ванной — обратно на кровать, одеваться. Поскольку утро было для тебя самым болезненным временем (попробовали бы вы поспать на срастающихся костях), Шарлотта за полчаса до нашего приезда дала тебе болеутоляющее. После этого ты еще чуть-чуть подремала, пока оно не начало действовать, и только тогда она помогла тебе встать окончательно. Шарлотта выбрала кофту с «молнией» спереди, чтобы тебе не приходилось поднимать руки и натягивать свитер через голову: последний гипс тебе сняли всего неделю назад, и выше локтя рука оставалась неподвижной.

— Что еще сегодня болит? Кроме руки? — спросила Шарлотта.

Ты словно произвела быструю инвентаризацию своего скелета.

— Бедро, — поразмыслив, ответила ты.