Хрупкая женщина

Толпа взревела, а я приросла к месту, чувствуя тяжёлое дыхание Доркас у своего уха.

– Это, конечно, прискорбно и всё такое прочее, но нет причин для отчаяния! – торговец схватил огромный флакон в форме грудастой русалки, наполненный пурпурной жидкостью. – За такую цену, дамы и господа, было бы безумием отказываться! Отойдите, пожалуйста, прекратите толкаться. Осталось всего шесть флаконов, и один предназначен для нашей маленькой Дюймовочки! Да, я не сказал самого главного – от этого потрясающего шампуня волосы отрастают на целый дюйм в месяц.

– Уж скорее они все выпадут за день, – яростно буркнула Доркас и тут же удостоилась доброй порции скабрезных насмешек.

– Я возьму флакон, – торопливо раскрыв кошелёк, я протянула мужичонке фунт, попутно объясняя всем, кого это могло интересовать, что через два дня мой день рождения и я имею право сделать себе подарок.

Мой дипломатичный маневр ничуть не успокоил Доркас, она принялась свирепо выталкивать меня из толпы. В конце концов, благодаря её усилиям, я наткнулась на высокую женщину с волосами, собранными в длинный лоснящийся хвостик. Во всяком случае, я решила, что это именно женщина, поскольку видела лишь спину и блеснувшую в ухе золотую серьгу.

– Ты, случаем, не хлебнула из этого флакона? – Доркас взяла меня под руку. – Как-то странно ты себя ведёшь.

– Просто я голодна, – жалобно отозвалась я.

Часы на башне пробили полдень. Мы отправились в известное нам заведение. Нахалка весело крикнула из-за стойки бара, что рагу подгорело, но мясной пудинг тает во рту.

– Меня устраивает, – отозвалась Доркас.

Демонстрируя небывалую выдержку и силу воли, я заказала лишь салат. Мы устроились за столиком у окна. Я начала находить, что самодисциплина приносит мне известное чувство удовлетворения, жаль только, что не сытости. Я научилась наслаждаться каждым кусочком или глотком – даже кофе-эспрессо, который, как и рагу, был пережженным, показался мне истинной амброзией.

Доркас бросила в свою чашку три куска сахара, и тут подоспел наш заказ.

– Маловато времени выделил тебе дядя Мерлин. Типично мужской взгляд на вещи – если мир был создан за семь дней, то его можно привести в порядок за шесть.

– Он всё-таки дал нам шесть месяцев, а не дней. Всё дело в том, что эти дни летят так стремительно, – я понизила голос, поскольку сама всегда подслушиваю в ресторанах, а сегодня я почему-то испытывала параноидальное чувство, будто все остальные в переполненном зале разделяют мою пагубную склонность.

– Кстати, о времени, это правда, что у тебя послезавтра день рождения?

Я нехотя признала этот неприятный факт. Прежде чем моё признание успело привести к каким-то последствиям, к нашему столику приблизилась Нахалка. Она сообщила, что рассказала про нас своей бабушке, и оказалось, что та прекрасно помнит далёкие дни, когда прислуживала в доме Грантэмов. Если нам не в тягость и мы располагаем свободным временем, бабушка будет рада с нами встретиться. Мы можем заглянуть к ней в гости, поскольку сама она нынче редко выходит из дома.

* * *

Мы зашли в цветочный магазин на площади и купили букетик нарциссов. Бабушка Нахалки жила в одном из домов, примостившихся на склоне у тянущейся вдоль берега дороги. Дверь открыла симпатичная невысокая старушка, её седые волосы были уложены на затылке в аккуратный узелок.

Я подумала (как, наверняка, и Доркас), что неплохо бы и мне выглядеть в восемьдесят с лишним лет, как эта милая бабуся.

Похоже, объяснять, кто мы и откуда, не было необходимости, и нарциссы хозяйка приняла с благодарностью. Нас тут же усадили в гостиной у весело потрескивающего камина; на буфете рядком выстроились фотографии в рамках; на полированной мебели повсюду лежали белоснежные вышитые салфетки. Через минуту появилась тарелка со сдобными булочками, отказаться от которых было бы полным идиотизмом, а вот чая, нам сказали, надо немного подождать. Вид почерневшего чайника, шипящего над языками пламени, ласкал взор. Мне с первого взгляда понравился этот дом, похожий на избушку на курьих ножках. Я словно оказалась на страницах детской книжки, где милая, вечно сонная хозяйка клюёт носом у огня в платье из канифаса, белом накрахмаленном фартуке и чепце.

Должно быть, в те далёкие дни старушка, – а она поступила на работу в Мерлин-корт, когда ей исполнилось двенадцать лет, – носила именно такой наряд. Мы обратились к ней учтиво – миссис Ходжкинс, – но она потребовала, чтобы мы запросто называли её Роуз.

– Трудные были времена, – сказала Доркас, чтобы завести разговор.

Старушка наклонилась, насыпая из жестяной коробочки чай в керамический чайник.