Хрупкие вещи. Истории и чудеса

Запретные невесты безликих рабов в потайном доме ночи пугающей страсти

Forbidden Brides of the Faceless Slaves in the Secret House of the Night of Dread Desire. © Перевод Т. Покидаевой, 2007.

I

Где-то в ночи кто-то пишет.

II

Она бежала – слепо, безумно – по аллее под сенью дерев, и гравий скрипел у нее под ногами. Сердце бешено колотилось, легкие словно вот-вот взорвутся, не в силах вдыхать стылый воздух студеной ночи. Ее взгляд был прикован к дому в конце аллеи, свет в окне наверху манил ее, точно пламя свечи – мотылька. В небе и в глубинах черного леса за домом ухали и крокотали ночные твари. За спиною раздался пронзительный вскрик – она понадеялась, что это мелкий лесной зверек стал добычей голодного хищника, но кто его знает.

Она бежала, как будто за ней по пятам мчались адские легионы, и ни разу не оглянулась, пока не взлетела на крыльцо старого особняка. В бледном свете луны белая колоннада казалась иссохшим скелетом громадного зверя. Она вцепилась в дверную раму, жадно ловя ртом воздух, напряженно вглядываясь в длинную темную аллею, словно ждала чего-то, а потом постучалась, сперва робко, потом настойчивее. Стук отдался гулким эхом в глубинах дома. Услышав эхо, вернувшееся к двери с той стороны, она представила, как там, далеко-далеко, кто-то стучится в другую дверь, приглушенно и мертво.

– Прошу вас! – закричала она. – Если тут кто-то есть… кто-нибудь… откройте. Впустите меня, умоляю. Заклинаю вас. – Она не узнавала собственный голос.

Мерцающий свет в окне наверху потускнел, исчез и вновь появился – в окне этажом ниже, потом еще ниже. Один человек, со свечой. Свет растворился во мраке дома. Она затаила дыхание. Казалось, прошла целая вечность, пока из-за двери не донеслись шаги и сквозь щель под порогом не выполз осколок света.

– Откройте, – прошептала она.

Голос, раздавшись, оказался сухим, точно старая кость, – иссохший голос, источающий запах хрустящих пергаментов и заплесневелых венков на могилах.

– Кто там? – сказал голос. – Кто стучит? Кто пришел в эту ночь всех ночей?

Он не принес утешения. Она вгляделась в ночь, объявшую дом, потом выпрямилась, откинула с лица черные локоны и сказала, надеясь, что ее голос не выдает страха:

– Это я, Амелия Эрншоу, с недавних пор сирота, коя ныне поступает на службу гувернанткой к двум детям, сыну и дочке лорда Фолкенмера, чьи жестокие взгляды во время нашего собеседования в его лондонской резиденции вызвали у меня отвращение и одновременно очаровали и чье орлиное лицо с того дня преследует меня в сновидениях.