Хрупкое сердце

– Я вернулась, Вера Андреевна. Извините, вышло приехать позже, чем планировала, но я заплачу вам. Больше не соглашусь работать в позднее время.

– Что ты, Алиса! Мы не скучали. Успели и порисовать, и подурачиться. Я хотела сама уложить Анечку спать, но у твоей девочки энергии на двоих мальчишек хватит. Ни за что не захотела укладываться без мамы! Ты не представляешь, на что она меня подговорила. Мы стояли на одной ноге и с подушками на голове, как акробатки! Хоть бы завтра поясницу разогнуть после такой зарядки.

– Спасибо, вы очень меня выручили.

– Обращайся, если что. Все-таки соседи, а мои внуки студенты уже, с ними не посидишь. Одни девчонки и тик-токи на уме. Ну, спокойной ночи!

– Да, спокойной, Вера Андреевна…

Я поднялся на площадку и вижу, как из квартиры выходит женщина лет семидесяти в домашней одежде. Заметив меня, она с усмешкой отмахивается, направляясь к квартире напротив:

– Если у вас свидание, голубки, могли бы и не прятаться! Как будто я сама молодой не была. Не мое это дело. Ох, не мое!

Она уходит, оставив дверь в квартиру, куда вошла Алиса, приоткрытой, и я берусь за ручку прежде, чем успеваю себя остановить. Переступаю порог чужой прихожей – небольшой, как и вся квартира – зная, что у меня нет выбора.

Алиса не разделась. Она включила свет в кухне, опустилась на стул и привалилась затылком к стене. Возле нее стоит ребенок – это девочка. На ней колготки и футболка… или короткое платьице… я не разбираюсь в таких вещах. Темные волосы завязаны в длинные хвостики, один из которых сполз к плечу. И она крепко держит своими ручками руки Снежной.

– Мам… мам! Я показывала Вере Андреевне цирк! Я так здорово кувыркаюсь, как Звезда Мести из представления, на которое мы ходили. И я совсем не хочу спать! Ничуточки! Мам, тебе плохо?

– Да, Анюта.

– Сейчас!

Малышка бежит к холодильнику и открывает его. Берет с полки какое-то лекарство, наливает в стакан воды из графина и подает Алисе.

– Вот, мамочка, возьми!

И только потом оборачивается в мою сторону. Не пугается, как могла бы, но смотрит хмуро – как ребенок, который ни за что не станет общаться с первым встречным взрослым. Только если сам этого захочет.

Я знаю. Таким же был.

– Мам, а кто этот дядя? Почему он пришел?

Снежная знает, что я здесь. Чувствовала с первой секунды. Но на объяснения у нее нет сил. Только погладить дочь по голове.

А то, что девочка – ребенок Алисы, сомнений нет. Глаза у малышки такие же пронзительно-голубые, как у ее мамы. Только волосы гранитно-темные. Красивая девочка. И смотрятся они сейчас с матерью, как две противоположности одного отражения – снег и графит.

– Потом, Нюша, я расскажу. Не сейчас.

Мой голос звучит изумленно и сдавленно, как будто невидимый кулак ударил в грудь и припечатал к стене, обесцветив мою реальность до серого.

– Алиса… ты замужем?!

Нет, это невозможно!

И вместе с тем я попал в чужую жизнь и вижу ее собственными глазами.

Снежная неспеша отпивает воду из стакана, запив какие-то таблетки, и отставляет стакан на стол. Отвечает негромко, но я отлично слышу нотки досады и злости в ее ровном голосе:

– Удивительно, Марджанов, что ты об этом не подумал, когда сюда входил.

– Алиса, ответь!

Но она молчит, и я отвечаю сам:

– Нет, ты не замужем. Здесь нет мужских вещей, и мне еще никто не набил морду. Значит…

– Это ничего не значит. Всё остальное – только моя жизнь, и тебя в ней слишком много для одного дня.

– Почему ты сбежала от меня? Сейчас, когда прошло столько лет?

Алиса встает и снимает промокший плащ. Опустив его на спинку стула, вновь садится, чтобы снять с ног каблуки – сначала одну лодочку, показав красивое колено, потом вторую. Отодвинув туфли, устало вытягивает ноги, и я тут же впиваюсь взглядом в ее босые ступни.

Малышка поворачивается и бежит в мою сторону. Остановившись в метре, поднимает голову, чтобы внимательно на меня посмотреть, оббегает и берет с полки тапочки. Бежит назад, подавая их маме.

– Мам, держи!

– Спасибо, Нюша. – Алиса обнимает свою дочь и целует в щеку. – Ты кушала? – спрашивает, словно они одни и меня нет. – Я оставляла для тебя ужин.

А может, меня действительно для них нет? Ведь я здесь незваный гость.

– Да… немножко, – отвечает девочка. – Я не хотела, мам. Мне было некогда! Но Вера Андреевна кушала!

– Ясно. Тогда подогрею для тебя молоко и творожную булочку. И никаких «но», Аня! Ты обещала бабушке хорошо кушать, помнишь? И вовремя ложиться спать!

– Ладно, мамочка. Я съем!

– Вот и умница, дочка.

Алиса гладит девочку по голове, встает и только теперь подходит ко мне. Смотрит с минуту, прежде чем отвечает на мой вопрос:

– Почему бежала? Я просто помню, как мы расстались. И, честно, не готова была тебя увидеть сегодня. Я бы не удивилась, если бы ты сделал вид, что мы не знакомы.

– Это невозможно.

– Возможно, если вспомнить, что в нашу последнюю встречу ты был мне не рад.

– Мам, а дядя не будет кушать?

– Нет, Нюша. Дядю ждут дома. Он… не любит булочки.

В неярком свете прихожей глаза у Алисы синие и до боли родные. И вместе с тем холодные, каких я еще не знал.

– …Ни творог, ни молоко… – продолжает она. – Ничего, что похоже на снег.