Хрупкое восхождение (ЛП)

========== Глава 1. Часть 1 ==========

Возможно ли знать наверняка, в своем ли ты уме?

Гермиона Грейнджер задавала себе этот вопрос тысячи раз за последний год. Поначалу она всерьез взвешивала все за и против и в результате пришла к выводу, что нет — нельзя.

Она еле слышно выдохнула и заправила выбившуюся из прически прядку за ухо.

Пожалуй, она действительно потеряла рассудок.

Это упростило бы жизнь. Наверное, всем.

Само собой, многие с нетерпением ждали лишь малейшего подтверждения этому. Те, кто ни на секунду не усомнился бы в своей правоте. “Гермионе Грейнджер, бедняжке, так не повезло — тронулась умом на войне”.

И всем сразу стало бы легче. Ее бы избавили ото всех анализов. От дачи свидетельских показаний. От подозрительных и сочувствующих взглядов. Ее колдографии мигом разлетелись бы по передовицам “Ежедневного пророка”. Гарри был бы избавлен от необходимости пользоваться негласными правами народного героя, защищая ее. Рон — от бестактных интервью о перспективах их возможных отношений, коих никогда и не существовало.

Если бы они просто приняли тот факт, что Гермиона Грейнджер больна, всем стало бы легче.

Иногда Гермиона и вправду жалела, что продолжает бороться. Сумасшедшие, которых ей довелось видеть, казались куда как счастливее и свободнее, чем она. Гермиона не чувствовала себя сумасшедшей.

Она чувствовала себя до боли нормальной.

Шесть месяцев. Она пережила шесть месяцев. Протащила себя сквозь них на тупой решимости.

Иногда казалось: эти полгода длятся дольше, чем вся война.

Это была омерзительная мысль. Война была ужасающей. Столько лет, тысячи смертей. Человеческая мясорубка. Но через войну — в отличие от этих месяцев — она проходила не одна. Нашлись те, кто разделил ее страдания. Да и на кону был весь мир, а сражаться за саму себя оказалось намного сложнее. Последние шесть месяцев стали ее персональной кристаллизированной агонией.

Весь мир оправился от потерь и оживал, а она словно застыла во времени. В ожидании.

Шесть месяцев.

Словно все это время она опускалась на дно без возможности вдохнуть.

Где-то вдалеке скрипнула тюремная решетка, отвлекая ее от мыслей. Гермиона моргнула и невесомо качнула головой. Прядка снова выскользнула из-за уха, и Гермиона смогла сфокусировать взгляд на унылой комнате ожидания, в которой находилась. Дверь напротив распахнулась, и внутрь шагнул Драко Малфой. Ее сердце ухнуло в пятки.

Его взгляд мазнул по ней, а лицо исказило отчаяние.

Она поднялась навстречу.

Шесть месяцев. Шесть месяцев в Азкабане. Остальные Пожиратели Смерти получили пожизненное, но Гарри Поттер был неуклонен и требовал уменьшить срок Драко Малфою. Шесть месяцев были минимумом, на который Гарри смог уломать Визенгамот.

Шесть месяцев, и от Драко остались только кожа да кости. Смертельная бледность. Жизнь высосали из него в прямом и переносном смысле. Глаза мертвеца взглянули на нее — глаза, хранящие только боль.

Охранник сунул планшетку с документами в руки Гермионы, и она смущенно расписалась на трех экземплярах.

— Он весь ваш, — бросил здоровяк и вышел из комнаты, оставив ее наедине с Драко.

— Грейнджер, — поприветствовал он ее после нескольких минут молчания.

— Драко, — отозвалась она. Она пропустила часть с формальными вопросами о самочувствии и длительности его заключения. Что сказать человеку, чьи счастливые воспоминания выгребали и перемалывали в пыль шесть месяцев, в то время как он дрожал в пустынной камере?

— Почему ты пришла? — наконец спросил он.

— Я… в некотором роде твой попечитель, — попыталась объяснить Гермиона. — Все, чей срок в Азкабане подходит к концу, обязаны иметь такого, чтобы в случае чего было с кого спрашивать. Обычно это родственники, но у тебя их нет. Вот я и вызвалась.

Драко выглядел так, будто ему под нос только что подсунули дохлую мышь.

— “Ты вызвалась”, — выдохнул он. — А другой никто не мог? Разве Поттер не мой родственничек? Пятый двоюродный брат троюродного племянника. Или Уизли. Мы вообще кузены в восьмом поколении.

Гермиона не обратила внимания на укол в сердце и посмотрела на него с терпением во взгляде.

— Гарри мог бы, но он несколько занят. А я и так сижу без дела.

Он моргнул и немного побледнел. Затем нерешительно уронил:

— Грейнджер…

И больше ничего. Будто слова застряли у него в горле.

Гермиона продолжила:

— Тебе разрешат использовать палочку после трехмесячного испытательного срока. Но я помогу тебе переместиться, куда захочешь. Ты хотел бы вернуться в Мэнор и обосноваться там?

— Нет! — его голос слегка дрогнул.

— Как скажешь.

Не долго думая, она шагнула вперед и протянула ладонь. В тот же момент он сделал шаг назад — и продолжил идти, пока не уперся в стену.

Гермиона опустила руку и взглянула на него. Дышать ровно. Оставаться сосредоточенной. Целители твердили: оставаться сосредоточенной на происходящем было важно.

Она не могла позволить себе зацикливаться на какой-то детали. Тем более переживать о чем-то. Когда ей не удавалось отследить этот момент, в ее разуме начинала разворачиваться спираль, затягивала, как магнит, все глубже — глубже — глубже. Глубже в бездну. В бездну.

Бездну…

— Грейнджер.