Сэмюэль горько рассмеялся.
— Двигаться дальше? Нет никакого ебаного способа, благодаря которому я могу просто двигаться дальше. Я потерял ее, и никто и ничто не может ее заменить. — он тяжело опустился в кресло, выглядя так, будто вот-вот потеряет сознание.
Я знала, что Сэмюэль не хотел причинить мне боль, и понимала, что никогда не смогу заменить Серафину. Они с Сэмюэлем всегда были единым целым. Они были близнецами. Их связь была особенной, и я всегда принимала ее. И все же, услышав его слова, я почувствовала себя разбитой, зная, что те же самые мысли, вероятно, крутились в голове Данило. Он хотел Фину, выбрал ее, а теперь вместо этого остался со мной. Дыхание Сэмюэля выровнялось, глаза закрылись. Я осторожно взяла стакан из его рук и поставила его на стол. Оставив его в кресле я выскользнула из комнаты. Когда я поднялась наверх, то услышала мамин плач, доносившийся из их спальни. Пару мгновений я стояла в коридоре, раздумывая, не постучать ли мне и не попытаться утешить ее.
Но мама любила плакать наедине с собой. Вероятно, она хотела побыть одна, поэтому я прошла мимо комнаты.
В ту ночь, лежа в постели, я позволила себе заплакать.
После вчерашнего момента волнующей эйфории, когда Римо Фальконе сдался в обмен на своего младшего брата, которого мы захватили в плен, после нескольких часов наблюдения за его пытками и мучениями его самого, мое настроение упало на самое дно.
Я мчался через Миннеаполис не зная, куда. Я ждал этого дня месяцами. Уже потерял счет тому, сколько раз представлял себе, как расчленю Римо, как поставлю его на колени и заставлю молить о пощаде. Он не сделал ни того, ни другого. До самого конца его высокомерие оставалось нетронутым. Неважно, что мы с ним делали, он продолжал высокомерно ухмыляться. Возможно, если бы у нас был шанс осуществить наш план и отрезать ему чертов член, он бы, наконец, умолял, но нам помешали.
После всех наших усилий и борьбы Римо Фальконе победил. Серафина, девушка, которую он похитил и обесчестил, спасла его с помощью Данте.
Я почувствовал приступ вины, когда Серафину похитили, и даже после того, как она вернулась к нам сломленной, тенью девушки, которую, как мне казалось, я знал. Теперь гнев занимал все больше и больше моих эмоций, становясь почти непреодолимым. В тот момент, когда она направила на нас пистолет защищая своего похитителя — нашего злейшего врага — я возненавидел ее. Одно дело родиться не на той стороне и не знать ничего лучшего, как большинство членов Каморры, но непростительно быть воспитанной в Наряде и сбежать. Девушка ты или нет. Она могла бы отправить своих близнецов в Лас-Вегас и остаться там, где ей и положено — в Наряде.
Я припарковался на стоянке у случайного бара, даже не уверенный, был ли это один из наших или принадлежал Братве. Но мне было все равно. Я заглушил мотор и вылез из машины.
В грязном, тускло освещенном баре я выпивал одну рюмку за другой. Бармен не задавал никаких вопросов и не пытался помешать мне вляпаться в опасное дерьмо.
Краем глаза я заметил светловолосую девушку. Мое сердце екнуло — на мгновение мне показалось, что это Серафина. Мне хотелось пнуть себя за собственный идиотизм. Я допил остатки своего напитка и со стуком поставил рюмку на стойку. Бармен молча наполнил рюмку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что девушка, сидевшая за стойкой напротив меня, не имела никакого сходства с моей бывшей невестой, за исключением похожего цвета волос. Каждый сантиметр лица этой девушки говорил о жизни, полной трудностей и разочарований. Серафина жила в золотой клетке. Ей никогда не приходилось ни за что работать, ни за что сражаться, и в первый раз она сделала это, чтобы спасти нашего врага и предать всех нас.
Горечь отравила мои внутренности. Я был пойман в саморазрушительную спираль, но не мог освободиться от нее.