Хрупкость тени

— Бред, — Килэй обхватила его рукой. — Тебе нужно заглушить печали пиром. Я видела большой торт пару минут назад. Клянусь, он был высоким-высоким, весь в сахаре и клубнике. Что может взбодрить лучше?

Они провели Джейка во двор и устроили за столом. Вскоре его заметила великанша и была потрясена его худобой, так что сама следила за наполнением его тарелки.

Другие великаны окружили его, желая услышать истории и узнать о магии. Джейк увлекся рассказами и словно забыл о проблемах. Вскоре он так углубился в объяснения, почему сложно превратить человека в лягушку, что даже смог слабо улыбнуться.

Один из великанов вынес Тельреда из амбара и устроил его на покрывале во дворе. Его прислонили к стене, обрубок устроили на свернутом покрывале.

К нему постоянно все подходили, включая Морриса, который уверял его, что потеря конечностей не так и страшна.

— Поверь, может быть хуже, чем потеря ноги. Ты хоть можешь застегивать штаны!

Дядя Мартин тоже старался успокоить. Он не отходил от Тельреда, оживленно говорил всю ночь о том, как радовался он тому, что Тельред теперь будет помогать ему варить грог, и что он хотел, чтобы у них были похожие трости.

— Ты не помогаешь, отец, — проворчал Тельред.

Но дядя Мартин помогал, вскоре к ним присоединилась небольшая группа великанш. Они смеялись над шутками дяди Мартина, ворковали над Тельредом, и его ворчливость таяла от их ласки.

Лисандр и Аэрилин сидели с Брендом с другой стороны двора. Принц ел одной рукой, а другой рукой держал за ладонь Дарру. Ее лицо сияло, ее ладонь лежала на ее животе, пока она слушала рассказы Лисанрда.

Килэй улыбнулась при мысли, что дитя Дарры будет расти свободно, под защитой принца. Она не знала Бренда хорошо, но видела его любовь к своему народу, знала, что он будет любить этого ребенка как своего.

Лисандр болтал, задавал великанам вопросы, но Аэрилин больше интересовало происходящее на другой стороне стола, где сидели Джонатан и Клейри. Точнее, Джонатан сидел на коленях у Клейри, и они скорее целовались, чем ели.

Аэрилин смотрела на них, прижав ладони к щекам, словно была сильно потрясена. Килэй читала по ее губам, что она бормотала: «Ой-ой-ой».

До этого Килэй согласилась бы. Но теперь она завидовала. Было приятно целоваться, когда пожелаешь. Она бы все отдала, чтобы вести себя так глупо.

Килэй отвела взгляд, стараясь отвлечься соседями по скамейке.

Сайлас и Вечерокрыл сидели по бокам от нее, жуя мясо. Оно было во всех возможных формах: ножки, крылышки, окорока, отбивные и не только. Великанша поставила перед ними зажаренную свинью, и Сайлас оторвал кусок и простонал.

— Как они это делают? — он оторвал кусок плоти и сунул в рот. Его глаза закатились, он жевал. — Мясо поет для меня!

Вечерокрыл сунул отбивную на растущую гору на своей тарелке. Он держал в руках по куку, словно боялся, что они убегут. Он опускал голову на большой скорости, отрывал куски мяса зубами. А потом он тряс головой, и в них летел жир.

— Хватит уже так делать, — проворчал Сайлас, вытирая жир с глаз. — Твоя добыча уже мертва, и кровь приготовлена.

Вечерокрыл смущенно посмотрел на него.

— Прости, я забыл, — сказал он с полным ртом еды. — Я все еще учусь манерам.

Килэй так давно вела себя правильно, что было даже приятно сидеть с людьми, которые не морщили носы от того, как она ест. О манерах можно подумать позже.

Она схватила куриную ножку и подняла над головой.

— За победу!

Сайлас присоединился к ней с цепочкой сосисок.

— За еду!

Они посмотрели на Вечерокрыла, уткнувшегося в еду.

— О, — он быстро схватил кусок мяса с тарелки и поднял. — За то и другое!

Они продолжили есть. Килэй оторвала кусок, когда ощутила, как кто-то постучал по ее плечу. Она развернулась и чуть не подавилась при виде Каэла.

Он не сказал ничего о куске мяса в ее рту. Он только улыбнулся.

Но не обычной улыбкой. Уголки его губ подрагивали, она едва заметила это. Она пыталась понять, что это значит, когда он заговорил:

— Я хотел бы поговорить с тобой, — он огляделся. — Где-нибудь в тишине, если можно.

Она тут же бросила еду и пошла за ним в ночь. Они шли, пока не оказались за двором, хотя свет костров еще достигал их. Килэй пыталась убедиться, что на ее лице не прилипла курица, когда пальцы Каэла задели ее щеку.

Она застыла.

Он редко касался ее, тем более, просто так. Но вот его пальцы оказались на ее коже, и ее сердце забилось так сильно, что он мог это услышать. Она смотрела ему в глаза, он вытер кусочек мяса с ее лица, и в его глазах мелькнули искры.

Она знала, что он что-то задумал, ведь не зря он размышлял о чем-то. Его рука опустилась, он сунул ладонь в карман. Свет в его глазах стал сильнее, он посмотрел поверх ее плеча.

— Я злюсь на тебя, чтобы ты знала.

Килэй удивилась. Он не выглядел злым на первый взгляд. Но, пока они стояли в тишине, она читала его лицо. Он не сверлил взглядом, но его губы были сжаты. И он не смотрел на нее.

— Прости, что дала Гилдерику уйти, но я не могла бросить тебя. Я думала, ты ранен…

— Я злюсь не из-за этого, — сказал Каэл. Он смотрел поверх нее, другая ладонь скрылась в кармане, где его руки сжались в кулаки.