Хрущев

С девяти утра начали появляться гости: родные, члены Президиума, секретари ЦК. Остаток дня предстояло посвятить публичному празднованию, а пока товарищи могли поздравить Хрущева в частном порядке. Не смея достать сигареты (Хрущев не терпел курящих), они спокойно поджидали появления шефа — в элегантном темном костюме, с тремя звездами Героя Социалистического Труда на груди. Все расселись за большим столом в столовой, и начались речи. Брежнев как председатель Верховного Совета (и формальный глава страны) зачитал поздравительный адрес: «Дорогой Никита Сергеевич! Мы, ваши товарищи по оружию, члены и кандидаты в члены Президиума и секретари Центрального Комитета, поздравляем Вас, нашего лучшего друга и товарища, с семидесятилетним юбилеем».

Смахнув слезу, Брежнев обнял Хрущева и преподнес ему только что прочитанный адрес — в красивой кожаной папке, с подписями всех гостей. Во время пространных тостов Брежнев и Суслов заметно нервничали. Немного посидев за столом, гости заявили, что не хотят утомлять Никиту Сергеевича, и начали расходиться, хотя, по словам Петра Шелеста, «чувствовалось по настроению Хрущева, что он не хотел и не ожидал такого поспешного удаления» гостей ¹⁴⁸

.

Фотограф, присутствовавший на этом неформальном собрании, запечатлел выразительную сцену: Хрущев, поднявшись из-за стола, с бокалом в руке обращается к своим коллегам. Говорит он, по-видимому, уже долго. Напротив сидит Брежнев со скромно опущенными глазами: по лицам Нины Петровны, дочери Хрущева Елены и Анастаса Микояна ясно видно, что настроение у них отнюдь не праздничное ¹⁴⁹.

К этому времени Хрущева уже едва терпели. Еще в начале марта Брежнев и Подгорный начали «прощупывать» членов Президиума ¹⁵⁰. В июне Брежнев строил планы ареста Хрущева сразу после его возвращения из Скандинавии ¹⁵¹

. Однако он и его сподвижники опасались судьбы, которая постигла соперников Хрущева в 1957 году, и потому решили заручиться поддержкой большинства членов Президиума, а затем действовать наверняка.

У Брежнева было много общего с Хрущевым: скромное происхождение, недостаток образования и общей культуры (как рассказывают, что якобы он не читал ничего, кроме официальных документов и журнала «Крокодил»), обаяние, открытая и дружелюбная манера общения. Брежнев не отличался сильным характером, но был тщеславен, и скромная роль формального главы государства его не удовлетворяла. Кроме того, его выводили из себя снисходительно-пренебрежительное отношение Хрущева и его постоянные насмешки. В июле 1964 года Хрущев сделал Брежнева и Подгорного своими заместителями, однако продолжал насмехаться над ними, в частности, спрашивал других членов Президиума (которые, конечно, передавали эти слова Брежневу и Подгорному): «Неужели вы всерьез считаете, что эти двое способны управлять страной?» Брежнев скрывал свое негодование и усиленно льстил Хрущеву, доходя даже до восторженно-подхалимских записей в собственном календаре (например, «Встреча с Никитой Сергеевичем — жду с нетерпением») на случай, если туда кто-нибудь заглянет ¹⁵².

Пленум ЦК в июле 1964 года обернулся новой ступенью в падении Хрущева. Руководитель страны вел себя так, что ни он сам, ни его наследники не решились опубликовать документы пленума, и в советский фольклор он вошел как «пленум, которого не было» ¹⁵³

. Хрущев потребовал, чтобы Академия сельского хозяйства была перенесена из Москвы в деревню, «поближе к практике» ¹⁵⁴. Призвал распустить Академию наук, блистательная история которой восходит к XVIII столетию. Первый секретарь Московского горкома Николай Егорычев сидел в зале рядом с президентом академии Мстиславом Келдышем. «Это невозможно! — бормотал Келдыш. — Невозможно! Я уйду в отставку, но на это не соглашусь!» Вскоре после пленума Егорычев спросил Суслова, вместе с которым летел в Париж, действительно ли руководство обсуждало решение о роспуске Академии наук. «О чем вы говорите, товарищ Егорычев?! — воскликнул обычно невозмутимый Суслов. — О чем вы говорите?! Конечно, нет. Нет, нет, нет!» ¹⁵⁵

Из академиков Хрущев уважал только печально знаменитого Лысенко. Вскоре после смерти Сталина он было поверил, что Лысенко — шарлатан и «замешан в грязных делах»; однако тот вновь нашел путь к его сердцу, выиграв спор с другим академиком, Николаем Цициным. Оба утверждали, что нашли способ увеличить производство зерновых. Соревнование происходило на колхозном поле неподалеку от дачи Хрущева: он регулярно навещал колхоз и узнавал, как растут посевы. У Цицина пшеница взошла раньше, но у Лысенко она была выше и качественнее ¹⁵⁶.