Инсценированный судебно-политический процесс проходил с 18 мая по 6 июля 1928 года в московском Доме Союзов над группой из 53 человек — руководителей и специалистов угольной промышленности СССР. Это были преимущественно представители старой технической интеллигенции. Они обвинялись во вредительстве и саботаже. Эта первая волна репрессий мотивировалась стремлением запугать «техническую интеллигенцию», обозначив ей своеобразные рамки дозволенного поведения.
Первые аресты начались летом 1927-го и весной следующего года. После того, как Политбюро ЦК ВКП(б) приняло версию о «заговоре», дело стало политическим. Прямых улик не существовало, поэтому итоговые обвинения строились на компрометирующих показаниях и самооговорах.
Молотов и Сталин разослали членам Политбюро информацию, в которой утверждалась связь шахтинских специалистов с русскими контрреволюционными элементами в эмиграции, а также с немецкими капиталистами.
Другой процесс по делу контрреволюционного «Союза инженерных организаций» («Промышленной партии») проходил тоже в Колонном зале Дома Союзов в Москве с 25 ноября по 7 декабря 1930 года. Руководители и члены «Промпартии» обвинялись в организации вредительства с целью вызвать общий хозяйственный кризис в стране и тем самым облегчить условия для иностранной военной интервенции, в шпионской и диверсионной работе по заданиям французского Генерального штаба и «Торгпрома», а также разложении Красной армии.
Все обвиняемые подтвердили на суде свою виновность признательными показаниями, данными в ходе следствия. Пятерых обвиняемых приговорили к расстрелу, остальных — к 10 годам лишения свободы. По постановлению Президиума ЦИК СССР расстрел был заменен десятилетним сроком заключения. И здесь на лицо оговор. Обвинение не смогло предъявить суду никаких объективных доказательств вины подсудимых, оперируя исключительно их признательными показаниями.
Это был очередной политический спектакль, в котором главные роли отводилось сотрудникам «боевого отряда партии».
В том же направлении шла и очередная волна репрессий 1929–1933 годов. Она била по крестьянам и привела к ужасному голоду не только на Украине, но и по всей Советской России. Превращение сельскохозяйственного сектора в огромную страну «колхозию» имело конкретную тактическую цель — путем изъятия и увеличения экспорта зерна получить средства, необходимые для грандиозного рывка индустриализации Советской России. Никакой личной ненависти у Кремля к крестьянам не существовало — одна политика с прожилками экономики.
А вот репрессии 1934–1936 годов били по «бывшим эксплуататорским классам» и ленинской гвардии, то есть представляли собой «зачистку» старых противников. В 1934 году XVII съезд ВКП(б) констатировал, что «СССР окончательно укрепился на социалистическом пути». Декларировалось, что идея социального равенства практически реализована. Но именно в этот период в сфере распределения люди были разделены на множество категорий и вынуждены были вести бесконечную борьбу за доступ к качественным товарам. Очередь традиционно считалась в Советском Союзе одним из его символов. Она существовала и в дореволюционной России. Но в советское время это чрезвычайное явление действительно стало «нормой жизни». Особенно ярко это явление проявлялось в Москве, Ленинграде и в других крупных городах. Они снабжались гораздо лучше глубинки. Что оставалось делать обывателям провинции? Правильно — выезжать за дефицитным ширпотребом, а затем и за продуктами в эти «райские» для них места.
Самой загадочной выглядит предвоенная четвертая волна 1937–1938 годов, связанная с именем «железного наркома», руководителя НКВД Николая Ежова. Его жертвами стали новое поколение партийных, хозяйственных и военных номенклатурщиков, помогавших Сталину в борьбе с троцкистами, зиновьевцами и бухаринцами.
Да, в конце 1930-х годов репрессии катком прошли по стране. Нет, не было тех миллионов политических расстрелянных, о которых писал «обустройщик» России Солженицын, смешав в одну кучу уголовников и политзаключенных. Эти цифры рождались в его воспаленном сознании из-за неприязни к социалистическому пути, по которому пошла Россия, и в частности к ее вождю и победителю на экономических и военных фронтах Сталину. Были у него и другие причины обиды на жизнь — нереализованное длительное время творческое тщеславие с воображением, что каждым его словом люди восхищаются. А когда слов, но особенно цифр, набралось много и внимательные читатели стали сомневаться в их объективности, автор стал глух к ним. Он ожидал только похвал. Надо признать, что человеческая природа тщеславию очень подвержена. И тут ничего не поделаешь, кроме самоконтроля.
Вместе с тем, перегибов в борьбе с инакомыслием все же было много. Вот несколько примеров. В 1937 году в Ленинграде под пресс следователей НКВД попало Всероссийское общество глухонемых, членов которого обвинили в создании фашистской организации, целью которой были убийства руководителей ВКП(б) и членов советского правительства. Как писал журналист Юрий Паренко: