Хрущев

Восстанавливать украинскую экономику остались — за исключением шахтеров, инженеров и квалифицированных рабочих, освобожденных от призыва, — «старики, инвалиды и непригодные к военной службе, главным образом женщины». Хрущев уверял, что все они «шли туда охотно. Объяснение тому двоякое: с одной стороны, большую роль играли патриотизм и агитация Коммунистической партии…». По следующей же его фразе мы понимаем, что реальная картина была далеко не идиллической: оказывается, к работе на заводах и фабриках людей привлекало и то, что «в восточноукраинских промышленных районах снабжение было все-таки как-то организовано: например, питание населения было лучшим, чем в других районах Украины»¹⁰.

Уже в 1943 году Хрущев вновь занял пост первого секретаря компартии Украины, а в 1944-м был назначен и главой украинского правительства — став, таким образом, единственным, кроме самого Сталина, лидером, совмещающим эти два поста.

Верно служа Сталину, Хрущев в то же время по мере сил противостоял тому, что сам предпочитал считать не сущностными чертами советской системы, а лишь ошибками нижестоящих чиновников. Советские граждане, во время войны оказавшиеся на оккупированных территориях, как и советские солдаты, попавшие в плен, в глазах Сталина казались подозрительными и подлежали суровому наказанию. Хрущев утверждал, что защищал свой народ («Мы ведь всю Украину оставили, так что те, кто остался, сами имеют какое-то право нас обвинять за то, что мы ушли и оставили их»¹¹), и существуют свидетельства, подтверждающие, что это правда. На встрече специалистов по кадровой политике партии в апреле 1944 года Хрущев назвал оставшихся на оккупированной территории «нашими людьми» и призвал слушателей «не порочить» их¹². Той же весной он снова отправился к старому юзовскому другу Илье Косенко. Самого Косенко дома не оказалось; но его дочь, услышав, как помощник Хрущева шепчет ему на ухо, что Косенко пережил войну на оккупированной территории, взорвалась: «Если это плохо, зачем вы тогда к нему приехали? Он не работал на немцев: только чистил сортиры, потому что иначе его бы повесили!» Хрущев в ответ погладил ее по голове и проговорил: «Молодец, хорошая дочь — знаешь, что отца надо защищать!»¹³

В длинном письме Сталину, написанном в июле 1944 года, Хрущев рассказывает о своей встрече с бывшими советскими военнопленными. Все они, сообщает он, боялись бежать, опасаясь не только немцев, но еще более — того, что дома, как пугали их немцы, расстреляют или повесят свои же. «Надо разоблачить немецкую ложь о том, что мы арестовываем и казним пленных, — советовал Хрущев. — Надо разбросать листовки с призывами к русским, украинцам и белорусам бежать в леса»¹⁴. Увы, бывших военнопленных действительно арестовывали и посылали в лагеря. Называя эту практику «немецкой ложью», Хрущев осторожно, но тем не менее решительно возражал против нее.

Намного более открыто и прямо выразился он в следующем году на пленуме ЦК компартии Украины. В Одесской области местные органы НКВД арестовали какого-то гражданского, который ходил по домам в военной форме и агитировал за выдвижение маршала Жукова в Верховный Совет. На пленуме Хрущев жестоко высмеял главу одесской парторганизации: «Нужно было просто членам партии заняться, зачем же НКВД?.. Да вы бы его вызвали, может быть, у него просто такое настроение, а может быть, психика расстроена… Что же здесь антисоветского? (Смех в зале.) А вы звоните в органы, которые вовсе не для этого предназначены. Неужели не понимаете, что такое поведение дискредитирует… нашу систему? Так нельзя. Мне теперь неудобно будет встречаться с Жуковым. Он непременно спросит, почему арестовали человека, который его поддерживал: может, это шутка какая, в конце концов, Одесса и все такое. Не надо путать бдительность с глупостью, вот что я вам скажу».

На том же пленуме глава пропагандистского отдела Черновецкой области пожаловался на крестьянку, осмелившуюся поинтересоваться, почему в «великой и могучей» стране нет в продаже ни соли, ни керосина, и заявил, что за такие вопросы следует примерно наказывать. «А вы бы лучше ответили ей, — прервал его Хрущев, — когда будут керосин и соль. Почему же вы ей не ответили? Я бы на ее месте спросил о том же самом… Вам керосин не нужен — у вас есть электричество; а им-то как без керосина?» Когда тот же чиновник назвал другого крестьянина «кулаком», Хрущев снова обрушился на него: «Кулак, значит? А вы проверили, точно ли он кулак? Знаю ведь, что не проверили — но не стесняетесь это повторять направо и налево. Наклеиваете на людей ярлыки, словно мы тут в игрушки играем»¹⁵.