Хрущёвка

–Выходи, иначе я звоню отцу!– Анита Павловна стучалась в ванную комнату и будь у неё под рукой таран, каким наши предки орудовали в средневековье, то она оставила бы зиять на двери сквозную щель. От злобы её щёки налились кровью, и, саданув кулаком по двери, она вышла на балкон. Ходячая истерика отдалилась в соседнюю комнату, но Инга знала родную мать, как облупленную. Так просто она сдаваться, не намерена. И не исключено, что на балконе Анита Павловна вовсю морщит извилину и надеется, что ей хватит ловкости вскрыть замок простой шпилькой для волос. Не прошло и минуту, как остервенелая мать при помощи ключа открыла дверь в ванную, и животный крик застал Ингу врасплох. Она тотчас же прикрыла оголенное тельце шторкой для ванной, и потеряла дар речи. Лёгким движением твёрдой руки мать перекрыла доступ к воде. Швырнула, в лицо единственной дочери махровое полотенце, она пальцем указала на дверь.

–Мама!– кричала Инга.– Оставь меня в покое!

–Нечего тебе там делать… Чай не на шахте трудилась!– артачилась мать.

Инга укрыла срамные места холодным полотенчиком и со слезами обиды на глазах убежала в соседнюю комнату. Она лицом зарылась в мягкую перину и понятия не имела, отчего мир сделался до того жестоким.

Родители её не понимают, а среди одноклассников Инга удостоилась звания – бледная мышь. На уроках Инга на предпоследней парте, только она и школьная тетрадка. Никто! Абсолютно никто из учеников с Ингой знакомств не заводил и за школьной скамьёй она сидела в полном одиночестве. Только она и школьная тетрадка… Зачастую даже самые строгие учителя не замечали её отсутствия в классе. Фамилию коверкали все, кому не лень и часто говорили не Инга Бледных, а Инна Бедных.

В четырнадцать лет Инга настойчиво решила сменить образ бледной мыши, и купили на рынке гору безвкусной одежды. Класс воспринял столь дерзкую выходку в ярые штыки. Чтобы пробиться в элиту класса, надо иметь, либо стальную хватку, либо располагать к себе внимание учеников. Массивный лоб, пухлые щёки и кривой нос, мешали ей завести обыденный диалог с особью сильного пола, куда уж там до элиты класса. Отец не в счёт, он скорее особь ленивого пола.

И если девчонки высмеяли мешковатый свитер, назвав это: «Одеждой бездомного», то касательно напомаженных губ высказался главный шутник класса: «Сколько в час берёшь!?». Вечером в тёмной подворотне местные хулиганы сломали ему нос и выбили два зуба. Он слишком много болтал, и школьные авторитеты преподали ему главный урок в его никчёмной жизни – не трепайся языком, покуда мы его тебе не оторвали. В скором времени мешковатый свитер значительно потускнул, на груди выступили сонмы катушек, и яркая помада иссякла до основания.

Наступил месяц май, мешковатый свитер она упрятала на антресоли, поверх нацепила клетчатую рубашку, смысла с лица остатки макияжа и перестала быть поводом для колких насмешек. Одно время Инга красила губы свеклой, таким образом она заменяла дорогую помаду, но в школе заподозрили неладное, и она бросила дела, во избежание гадких последствий. Быть первой красавицей на деревне, это явно не про Ингу Бледных.

Училась она, между прочим, сносно, отличницей, правда, не была, но и последней троечницей Ингу не назовёшь. Подчас словит на геометрии двояк за контрольную работу, в прочих же делах Инга Бледных твёрдая ударница. Она явно не в ладах с мудрёной алгеброй, или не менее тяжёлой алгеброй.– Что-что, а цифры ей даются крайне трудно, не то что, литература, как зарубежная, так и отечественная. И сколько я себя помню, не было между Ингой и уроками математики обоюдного согласия. Нынче же, сплошная неприязнь к цифрам, да безудержные потуги пустить всё на самотёк, грозят жирными тройками в аттестате за девятый класс.

Как никто другой Инга понимает, что счетовод из неё никудышный, и скорее она заговорит на латыни, нежели сподобиться на алгебраическое уравнение. Неподдельная любовь к языкам и гуманитарным наукам, словно козырь в рукаве, держат Ингу в разряде потенциальных ударников. Она недурно щебечет на английском, охотно читает литературу всех стран мира, от американской новизны до отечественной классики. Но урок математики, словно Ахиллесова пята, несметным грузом тянет Ингу на дно классного журнала. И списывали с неё довольно редко, но делилась тетрадкой Инга охотно, не жадничала. Наверное, поэтому в классе её больше избегали, нежели измывались над Ингой и прятали сменную обувь в спортзале.